Артемий/Даниил. Гостеприимный Бакалавр, неосмотрительное предложение остаться на ночь, и что из этого может выйти. (Д: “К Инквизитору лучше являться со свежей головой. Советую поспать хотя бы немного. Можете воспользоваться моей кроватью,я всё равно буду заниматься вашим синтезом.”)
Рейтинг желателен,но не обязателен. NH!
Рейтинг желателен,но не обязателен. NH!
Артемий окидывает Данковского самым скептическим из всех возможных взглядов. Без своего плаща особенно худенький и жалкий, с почти фиолетовыми синяками под глазами, траурной каймой под ногтями и вконец расфокусированным взглядом, он, казалось, вот-вот свалится без сознания, только вчера издыхал у Гаруспика на руках… И это чудо в перьях ещё что-то говорит о том, чтоб всю ночь работать?
- Если ты сейчас не ляжешь, то завтра не встанешь, а тащить тебя на своём горбу в Собор на заупокойную службу я не намерен, - сообщает спокойным и тихим голосом Артемий, совершенно ни на что не намекая.
- Право, тебе за меня не стоит беспокоиться. Я ценю твою заботу, но…
- Данковский, кончай, - перебивает Бурах, стаскивает через голову свитер и опускается на протяжно скрипнувшую пружинами кровать, - Сейчас же прекрати геройствовать. Всё равно перед смертью не надышишься, а передо мной можно и не выделываться.
- Но… - только повторяет в растерянности Даниил и начинает что-то ещё бормотать, но Артемий слушать не желает: закатывает глаза, поднимается и в два больших шага оказывается рядом.
- Данковский, надоел, - сообщает Гаруспик и крепко, до боли сжимает запястье Бакалавра. Через мгновение он уже доставлен на постель и насильно уложен к стеночке – так безапелляционно, что даже возмущения застревают в глотке.
Даже сквозь рубашку чувствуется, что грудь Артемия тёплая, ощущается биение пульса в сильных руках.
- Если уж завтра действительно придётся умирать, а я так удачно к тебе зашёл, то хочу сегодня спать именно так, - ворчащий тон, выдох в затылок.
Не проходит и получаса, как Даниил слышит характерное сопение. Он не может пошевелиться, понимает, что завтра на запястье будет синяк… И ещё чего-то очень боится. Чего-то абстрактного – точно не Бураха. К спящему Бураху, стараясь поменьше ёрзать, Бакалавр стыдливо и доверчиво прижимается спиной.
Только на этой неделе перепроходила гаруспика, шестой-седьмой день свежи в памяти.
Ветер гнал по улице скверный туман. Этим туманом с запахом гнилого мяса были затянуты все Створки. Веяло откуда-то жирной гарью кострища. Улица выглядела крайне негостеприимно. Эти причины пополам с глубокой усталостью заставили Артемия принять приглашение Данковского, а крепкий чай из трав заставил зевать. Силы Бураха были на исходе.
- Я лягу, хорошо? – пробормотал он, отставляя чашку.
- Конечно, – отозвался Бакалавр из-за микроскопа.
Бурах повалился на кровать прямо в одежде, и вскоре уже спал.
Было, наверное, часа четыре утра, когда его разбудило легкое прикосновение. Бакалавр втиснулся в кровать и теперь ворочался, отвоевывая пространство. Артемий выбросил руку, но не нащупал ни знаменитого плаща, ни сюртука. Ладонь попала на голую кожу.
- Это в каком смысле? – пробормотал Бурах озадаченно.
- Вообще-то, это моя кровать, – сказал Данковский неуверенно. – Я помню, что обещал ее уступить, но… пары твирина, которым я обрабатывал материал… Мне наяву снятся странные вещи.
- Мне тоже снится странное, – буркнул Артемий. – Например, что я лежу с вами в одной постели, и вы голый.
- Одежда пропиталась парами. Я вынес ее на улицу.
- Надеюсь, у вас есть смена. Иногда сюда забредают Черви из Степи. Они выкрадут ваш модный плащ. И брюки заодно. Простите, а подштанники у вас тоже пропитались твирином?..
- О, да.
- Степняки без ума от таких вещей.
- Вам лучше знать.
Данковский, пристраиваясь поудобнее, закинул на него руку. В комнате медленно светлело, и Бурах мог разглядеть, что кончики пальцев Бакалавра выпачканы черным и зеленым.
- А у меня одежда грязная. И, кажется, в крови, – задумчиво сказал Артемий.
- Так снимите ее тоже.
Бакалавр выглядел довольно мирным без своего обычного панциря многослойной одежды. Ключицу пересекала свежая глубокая царапина.
Бурах решился. Он стащил вещи одну за другой, скидывая их в кучу на пол, на плетеную циновку из трав.
Обнаженный, он забрался под одеяло к Бакалавру, вытянулся, замер. И тут Данковский удивил его еще раз. Бакалавр спал. На его лице застыло страдальческое выражение, как будто темная тень легла на его сон, но грудь вздымалась ровно.
А чего я, собственно, хотел, подумал Бурах. Он же спать пришел, а не… что-то еще.
Артемий придвинулся ближе, и накрал ладонь Бакалавра своей. Лицо Данковского медленно разгладилось, складка между бровей пропала.
Бурах смотрел, как медленно светлеет потолок.
Какая прелесть.
читать дальше
растрепанный и небритый, без своего модного плаща, он вызывал чувство чего-то глубоко неправильного ...и здесь свун настигает меня неуклонно.
Я так сочувствую Еве, когда последние крошки внимания Данковского достаются мертвому колдуну, неаппетитным субстанциям, Бураху, в конце концов — но не ей.
последние крошки внимания Данковского достаются не ей.
Да, у меня похожее чувство. Поэтому хотелось вставить ее краешком в текст, пусть хоть наше внимание ей достается.)
Гость, я предпочту остаться инкогнито, если не возражаете.
Автор №3.
Автор 2
А теперь я слила.
Шипперила до того, как это стало мейнстримом.Пользуясь случаем, также благодарю второго и третьего авторов. Уделали)
так это вы.)
А что, теперь не шипперите?
Это же прекрасно - быть окруженной друзьями и единомышленниками)
Тут есть еще чудные невыполненные заявки, которые явно оставила рука шиппера. И еще много других чудных заявок.)
Исполнение 4, 450 слов
Ева встречает его у дверей и по ее испуганным глазам, по тому, как она прижимает ладонь к груди, он уже знает, что услышит.
- Он опять пришел. Даниил, я боюсь его.
Бурах ставит на стол три склянки с новыми формулами, и пока Данковский возится в скудной лаборатории, стоит у стола, чуть покачиваясь, и моргает раскосыми степняцкими глазищами.
- Первые результаты будут только через три часа, - Даниил заносит в журнал время и дозы, и эта запись единственное здесь, что похоже на серьезный научный эксперимент, все остальное на глазок и абы как, уповая на волю местных недобрых богов. - Ложитесь. Вы же на ногах не стоите.
Похоже Бурах, и вправду, еле жив, потому что без возражений начинает стаскивать замызганную куртку.
Даниил работает, делает записи, переворачивает массивные песочные часы. Урывками дремлет прямо за столом, положив голову на руки.
Бурах спит, раскинувшись на постели. Тусклый свет фонаря, белый как молоко, течет в окно. И в этом свете лицо Бураха кажется болезненным, иссиня-бледным по контрасту с рыжиной волос. Даниил подносит ладонь к его лбу, но чувствует не лихорадочный жар, а ровное здоровое тепло.
Тот открывает глаза и спрашивает шепотом.
- Ну, что?
Данковский устало садится на край постели.
- Не сильнее, чем неомицин. Вероятно меньше вредят здоровью, но…
- Это не панацея, - спокойно завершает за него Бурах.
Даниил молча кивает, проглатывая глухое разочарование, потом все-таки не выдерживает и зевает во весь.
- Ложись, ойнон, - Артемий двигается к стене. - Утро вечера мудренее.
Вдвоем на кушетке тесно, они ворочаются и толкают друг друга, пока Бурах не подсовывает ему руку под голову. Наконец они укладываются относительно компактно.
- Удобно?
- Да.
Неловкость от близости чужого тела постепенно отпускает, сменяясь гудящей усталостью и наслаждением от того, что, наконец, можно лечь и вытянуть ноги.
Но сон не идет. Даниил закрывает глаза и думает о прибытии Инквизитора. О возможных объяснениях свойств твири и о диких, звериных тайнах Уклада.
Бурах глубоко дышит. На каждом вдохе их объятие становится теснее, а на выдохе свободнее. Движения его груди поднимают и опускают ладонь Даниила.
Даниил думает о притяжении противоположностей, которое поддерживает хрупко пульсирующую жизнь клетки. О раздражающей необходимости задирать голову, чтобы взглянуть в глаза.
- Не спишь? – вдруг тихо спрашивает Артемий и поворачивается к нему.
Взгляды сталкиваются. Близко, совсем близко. Даниил ведет рукой вверх, по твердой груди к шее, на коротко стриженный, колючий затылок. Поцелуй получается глупым. Долгим, слишком жадным. Так что губы начинают болеть и не хватает дыхания.
- Неожиданно, - хрипло тянет Бурах.
Даниил тут же отстраняется, насколько это возможно на узкой кровати. Ему жарко и стыдно.
- Куда? – горячим дыханием щекочет ухо, - Может завтра оба сдохнем.
- Этого мы не можем себе позволить, - бормочет Даниил. - Всего три медика на город, охваченный эпидемией…
Большая ладонь сползает вниз по спине и давит на поясницу, притягивая ближе. Объятие стремительно теряет остаток невинности и двусмысленности. И Даниил думает, что они могут себе позволить хотя бы это.
На каждом вдохе их объятие становится теснее, а на выдохе свободнее Ооо...
Автор 4, спасибо, это чудесно.
Откроетесь?
Последние дни все время думаю про них, хочется говорить, писать и читать еще и еще.
А 4
Так это же великолепно! Пишите же.
И если поговорить, то тоже завсегда.)