Медведь как всегда явился под утро, сонный, усталый и, кажется, битый. Невнятно (не столько из-за разбитой губы, сколько от закрывающихся на ходу глаз) поздоровался и рухнул на диван, затылком прямо на забытую книгу. Лара попыталась забрать её, но он запротестовал сквозь сон, пришлось просто накрыть его пледом. Три часа спустя, ранним утром, когда даже ларина бессонница начала сдавать позиции, и девушка уже совсем было решилась подняться наверх и прилечь, Медведь вскочил. Достал из кармана бутылку молока, влил в себя тремя огромными глотками, зажевал, - Лара содрогнулась, - ломтём пеммикана и потянулся всем телом, медленно и мощно, точно зверь. Не сказать, что вид у него стал более бодрым, но менее больным, чем ночью - определённо. - Вот, пей для профилактики, каждые два часа - Медведь поставил на письменный стол флакон с настоем и замялся: - Слушай, Форель, тут такое дело... Можно в твоём шкафу кое-что оставить? А то весь день по городу с полной сумкой бегать не с руки. - Конечно! - у Лары уже оставались пару раз его бутылки с водой и кое-что из продуктов. - Шкаф пустой, можешь пользоваться. - Спасибо, ты настоящий друг! Медведь широко улыбнулся, открыл её шкаф и принялся выкладывать из-за пазухи, прямо на досчатые полки, влажное, окровавленное мясо. Сердце, ещё одно, горсть почек - Господи, сколько их? Три, четыре, пять? - два тонких, полупрозрачных среза мозга, печень, тёмую и тяжёлую, расплывшуюся по полке, слово слизень... - Э-э-э... - Лара переглотула, борясь с тошнотой. - Это надолго? - До завтра, может - на пару дней. Не беспокойся, они не испортятся - я их нитями из бурой твири обвязал. Ну всё, Форель, мне пора! Пей имунники и на улицу не суйся, завтра заскочу. Хлопнул входная дверь. Лара с опаской подошла к шкафу и тщательно, как можно плотнее его закрыла. Помедлила и подпёрла дверцы стулом.
Юлия Люричева принадлежала к тем немногочисленным счастливцам, которые даже в сердце ужасающей эпидемии вполне способны неплохо провести время с хорошей книгой. Если же выдать им в придачу удобное кресло и приличное освещение, то даже смерти придётся подождать. Смерти, может, и пришлось бы, а вот некоторые дурно воспитанные люди ждать не привыкли. Юлия как раз углубилась в любопытный, хоть местами и претенциозный труд по философии, когда рядом пахнуло кровью, степными травами и нестиранными мужскими носками – букет ароматов, уже прочно ассоциирующийся со вполне конкретной персоной. - Я читаю, - сообщила Юлия с невольным раздражением и подняла перед собой книгу обложкой вверх. - М, - откликнулся Гаруспик, бегло взглянув на обложку без всякого интереса. Выглядел он так, будто не спал последние дня три и нетвёрдо сознавал, где находится и что делает. – Экзистенциализм? Зачем? На улице полно, - и после краткой паузы добавил. – С феноменологией вместе. Жар был? Жажда, тошнота? Галлюцинации? – и потянулся грязной рукой пощупать Юлиин высокий лоб. Хорошо хоть перчатку снял. – С заражёнными контактировали? - Нет, нет и нет, - смирившись, ответила Юлия и опустила книгу. В конце концов, щит из неё получился так себе. - Хорошо, - Бурах заторможено моргнул и поставил на край стола аптечный пузырёк. – Принимать для профилактики. И у меня будет к вам просьба. С этими словами он пошарил в набрюшном кармане (или это считалось сумкой? Юлия не была уверена), последовательно извлёк и положил на стол подозрительный влажноватый свёрток, несколько пузырьков с таблетками, вязанку трав и наконец – крошечного младенца, завёрнутого во что-то, больше всего напоминающее столовую салфетку. Юлия решила бы, что это кукла, но ребёнок, едва почуяв, что его оторвали от тёплого большого человека, разинул маленький рот и надсадно заорал. Абсолютно не смущаясь этим фактом, Гаруспик положил вопящего младенца на руки Юлии, прямо поверх раскрытой книги, поставил на стол бутылку молока с всунутой вместо крышки свёрнутой марлей (не иначе, от бинта оторвал), споро убрал обратно в карман всё прочее своё имущество и деловито бросив: - Присмотрите за ним пару часов, вечером вернусь, отнесу его в управу. Сами не выходите! Опасно, - удалился прежде чем Юлия нашла, что сказать и поняла вообще, как ей реагировать на столь нелепую и неожиданную ситуацию. Ребёнок плакал. Юлия недоумённо смотрела на его сморщенное в крике лицо, потом придумала согнуть руки, как бы прижимая ребёнка к себе. Она ни на что особенно не рассчитывала, но это неожиданно сработало – младенец сперва стал плакать тише, а потом и вовсе замолк, только смотрел обиженными глазами мутно-голубого цвета, какой бывает, например, у молочных котят. - Вот вам и экзистенциализм, - ошарашенно произнесла Юлия, ни к кому не обращаясь, и младенец вякнул, будто бы в знак согласия.
Бурах как всегда зашёл без стука, мигом провоняв комнату свежей кровью и степной травой. Анна поморщилась и в очередной раз пообещала себе не трогать ничего из того, к чему он прикасался. На сей раз в список неприкасаемых добавились старый судук и тумбочка, из которых он выгреб последние два сухаря и теперь растерянно вертел их в руках. Анна хотела, было, возмутиться, но прикусила язык: есть сухари после того, как Бурах трогал их немытыми пальцами, она точно не собиралась. - Ну, рассказывай, во что влипла! - бросил он, не тратя времени на приветствия. Сухари его явно занимали сильнее, чем судьба какой-то циркачки, судя по вздувшимся карманам, класть их было некуда, есть не хотелось, а оставить душила жаба. - Да вот... сердце, - Анна, смущаясь и нервничая, рассказала. И про гадание, и про странного степняка, и про проклятье, от которого она - хрупкая женщина, почти совсем невинная! - теперь и не знает, как отвязаться. Артемий хмыкал, лыбился, вставлял ядовитые реплики, но не уходил, что внушало некоторую надежду. - Такое не выкинешь, менять надо. Закрой глаза, что видишь? Анна честно закрыла. На полсекундочки, не хватало ещё, чтобы этот в доме без присмотра шар... о! - Веретено! - Анна облегчённо выдохнула. Веретено - это красиво, символично даже, можно хранить его на полочке. Помыв со щёлоком, разумеется! - У меня как раз есть, погоди-ка! Бурах отошёл к столу, сложил на него сухари и принялся выкладывать содержимое своей самой большой сумки. На стол мягко плюхнулась сырая печень (Анна изо всех сил не задумалась, чья), со звоном встали полдесятка флаконов с разноцветными настойками, пустая бутылка, горсть мраморных шариков... а потом на её чистую, светлую столешницу упало это. Растеклось гнилостной лужей и завоняло так, что запах свежей крови от Бураха мигом стал терпимым и даже приятным. Анна взвизгнула и отшатнулась. - Ты чего? - Бурах обернулся к ней, сжимая в кулаке веретено с обрывком нити. - На вот, держи. Анна приняла веретено, машинально протянула в ответ сердце, не отрывая взгляда от... этого на столе. Бурах между тем принялся невозмутимо собираться, кидая в сумку вперемешку склянки, сухари и сочащиеся кровью органы. В раздумье остановился над... этим. - Эх, не влезет! Ну и ладно. Бывай, циркачка. - Эй! Но Бурах уже убежал, только дверь хлопнула. Натёкшая на стол липкая зелёная лужа величаво доползла до края столешницы и неторопливо закапала на пол.
Ева Ян сидела среди разбросанных книг и смотрела на Артемий снизу вверх с неопределённой детской улыбкой. - Не стояла бы ты босиком на бетоне, - тяжело проговорил Гаруспик. – Куда второй носок потеряла? Он одёрнул себя. Ева не была одной из беспризорных детей, о которых он заботился. Она была беспризорной взрослой, которая как-то умудрялась выживать предыдущие лет двадцать. - Зачем ты пришёл? – спросило великовозрастное дитя, и безмятежное личико её омрачилось тенью тревоги. - Ты пришёл к Даниилу? А… а его нет! Я не знаю, когда он вернётся, так что не жди. - Слышал уже, - проворчал Гаруспик. – Вот что, Ева. Я работаю с твоим жильцом, я ему не враг, и с тобой нам ссориться ни к чему. Я подарок тебе принёс. И он достал из кармана связку свечных огарков. - Я не жгу свечи, - сказала Ева. – Книги могут загореться. - Это не для того, чтобы жечь. Тебе нравятся степные невесты – отнеси им огарки, в обмен они расскажут что-нибудь интересное или разрешат посмотреть на свои танцы. Он повернулся уже к лестнице наверх, но заинтересованная Ева остановила его: - А зачем им свечи? Если не жечь… Гаруспик глянул на неё так, словно она спросила, зачем к супу подают ложку. - Воск, - сказал он так, словно это должно было всё объяснить. Ева недоумённо моргнула. - Ты же видела их причёски, - со вздохом пояснил Гаруспик. – Думаешь, это всё само так лежит? Конструкции эти, с костями ещё? Воск держит. - А… как же тогда голову мыть? – растерялась Ева. Взгляд у Гаруспика сделался разом жалостливый и чуть насмешливый: - Зачем это? - Никогда-никогда не моют?! – ужаснулась Ева. - Может, иногда, - утешил Гаруспик. – Как отрастут посильнее, так совсем уж намертво склеенную часть отрезать можно, и новую причёску соорудить. Он уже поднялся к Бакалавру, а Ева всё смотрела на свечные огарки. Почему-то ей теперь не слишком-то хотелось искать степных танцовщиц и узнавать их секреты.
- Вы меня слушаете вообще? – раздражённо осведомился Данковский. Только остатки хорошего воспитания мешали ему помахать перед лицом собеседника рукой. Артемий, уже какое-то время неотрывно сверлящий взглядом нечто за плечом Бакалавра, медленно моргнул и ни с того ни с сего спросил: - Это у тебя, эмшен, чайник, что ли? Данковский растерянно обернулся и бросил взгляд на тяжёлое чугунное чудище. - Как видите… как видишь. И какое это имеет отношение… - Вот и ладно, - решительно перебил его Артемий. – Чаю попьём. И с совершенно хозяйским видом обошёл Данковского и поставил чайник на плиту. - Интересно, как? - Даниил скрестил руки на груди, не решив, должен ли быть в большей степени возмущён чужим самоуправством или растерян столь стремительной сменой темы. – Заварка третьего дня закончилась. - Не беда, - Артемий закопался в свой нелепый набрюшный карман и после кратких поисков извлёк на свет ламп несколько жухлых стебельков степной травы. – Отличный отвар будет, сил придаст. Мне силы уж точно не помешают, да и тебе тоже. Даниил неохотно признал справедливость этих слов. В отличие от Артемия, чья изначальная небритость уже постепенно превращалась в полноценную бородатость, он пока ещё держался и брился каждый день. А вот, к примеру, на полную антисептическую обработку оборудования утром и вечером его уже не хватало. - К чаю ничего нет, - предупредил Данковский. - У меня есть, - не смутился Артемий и достал из кармана батон хлеба, курут и половинку вяленной рыбы в промаслившейся газете. – Хоть поедим как люди, а то всё на бегу да на бегу… Даниил сочувственно поморщился. Он сам давно не имел времени даже кофе сварить – грыз зёрна. Тем не менее, ему уже стало интересно, насколько же бездонен в действительности загадочный карман. - Может, у тебя там и на десерт что-нибудь найдётся? – спросил он наполовину в шутку. - Как не найтись, - с достоинством ответил Артемий, выкладывая на стол несколько сухарей и горсть изюма. – Доставай кружки, ойнон.
Офигенно. Люблю доктора Бураха, температуру проверит, все столы запачкает, развлечет жонглированием обьектов, выпишет лекарство и свалит.
Три часа спустя, ранним утром, когда даже ларина бессонница начала сдавать позиции, и девушка уже совсем было решилась подняться наверх и прилечь, Медведь вскочил. Достал из кармана бутылку молока, влил в себя тремя огромными глотками, зажевал, - Лара содрогнулась, - ломтём пеммикана и потянулся всем телом, медленно и мощно, точно зверь. Не сказать, что вид у него стал более бодрым, но менее больным, чем ночью - определённо.
Так отлично его себе представляю, красавец.
Экзистенциализм? Зачем? На улице полно
Отлично сказано.
- Ну, рассказывай, во что влипла! - бросил он, не тратя времени на приветствия. Сухари его явно занимали сильнее, чем судьба какой-то циркачки, судя по вздувшимся карманам, класть их было некуда, есть не хотелось, а оставить душила жаба.
Сразу надо хомячить... я поэтому и голодной ходила, желудок как второй карман.
- Не стояла бы ты босиком на бетоне, - тяжело проговорил Гаруспик. – Куда второй носок потеряла? Он одёрнул себя. Ева не была одной из беспризорных детей, о которых он заботился. Она была беспризорной взрослой, которая как-то умудрялась выживать предыдущие лет двадцать.
Беспризорный взрослый - это отличное описание Евы.
Он уже поднялся к Бакалавру, а Ева всё смотрела на свечные огарки. Почему-то ей теперь не слишком-то хотелось искать степных танцовщиц и узнавать их секреты.
Ой не верю, что Ева начала бы брезговать. Она сама себе заодно сделала бы дреды.
А вот в Продуктах было совсем очаровательно, как Бурах в кои веки не объедал хозяев, а сам угостил. Хорошее дело, чай попить, дело обсудить, сытно покушать.
Sonntam, огромное спасибо за отзыв, было очень приятно его читать!
Сразу надо хомячить... я поэтому и голодной ходила, желудок как второй карман. Но если голод на минимуме, снова жаба голову поднимает: "зря тратишь дефицитную еду!"
Беспризорный взрослый - это отличное описание Евы. Эх, Ева, я так тебя любила в первой игре!
Ой не верю, что Ева начала бы брезговать. Она сама себе заодно сделала бы дреды. Может и сделала бы. Но для цивилизованной, пусть и странноватой, барышни воск на голове должен быть тем ещё шоком.)
Хорошее дело, чай попить, дело обсудить, сытно покушать. Хорошее, только разве от этого змея чая дождёшься?)
Что в кармане у Гаруспика?
1/5
Не заказчик, но спасибо автору огромное
Ути котик
судя по вздувшимся карманам, класть их было некуда, есть не хотелось, а оставить душила жаба.
...но говнюк
- Может, у тебя там и на десерт что-нибудь найдётся?
"Какой карман удивительный, чего ни попросишь — всё есть, может, и конфеты найдутся?" (с)
Это очаровательно)))
Авторы очень рады, что исполнение понравилось.
А1
Три часа спустя, ранним утром, когда даже ларина бессонница начала сдавать позиции, и девушка уже совсем было решилась подняться наверх и прилечь, Медведь вскочил. Достал из кармана бутылку молока, влил в себя тремя огромными глотками, зажевал, - Лара содрогнулась, - ломтём пеммикана и потянулся всем телом, медленно и мощно, точно зверь. Не сказать, что вид у него стал более бодрым, но менее больным, чем ночью - определённо.
Так отлично его себе представляю, красавец.
Экзистенциализм? Зачем? На улице полно
Отлично сказано.
- Ну, рассказывай, во что влипла! - бросил он, не тратя времени на приветствия. Сухари его явно занимали сильнее, чем судьба какой-то циркачки, судя по вздувшимся карманам, класть их было некуда, есть не хотелось, а оставить душила жаба.
Сразу надо хомячить... я поэтому и голодной ходила, желудок как второй карман.
- Не стояла бы ты босиком на бетоне, - тяжело проговорил Гаруспик. – Куда второй носок потеряла?
Он одёрнул себя. Ева не была одной из беспризорных детей, о которых он заботился. Она была беспризорной взрослой, которая как-то умудрялась выживать предыдущие лет двадцать.
Беспризорный взрослый - это отличное описание Евы.
Он уже поднялся к Бакалавру, а Ева всё смотрела на свечные огарки. Почему-то ей теперь не слишком-то хотелось искать степных танцовщиц и узнавать их секреты.
Ой не верю, что Ева начала бы брезговать. Она сама себе заодно сделала бы дреды.
А вот в Продуктах было совсем очаровательно, как Бурах в кои веки не объедал хозяев, а сам угостил. Хорошее дело, чай попить, дело обсудить, сытно покушать.
Сразу надо хомячить... я поэтому и голодной ходила, желудок как второй карман.
Но если голод на минимуме, снова жаба голову поднимает: "зря тратишь дефицитную еду!"
Беспризорный взрослый - это отличное описание Евы.
Эх, Ева, я так тебя любила в первой игре!
Ой не верю, что Ева начала бы брезговать. Она сама себе заодно сделала бы дреды.
Может и сделала бы. Но для цивилизованной, пусть и странноватой, барышни воск на голове должен быть тем ещё шоком.)
Хорошее дело, чай попить, дело обсудить, сытно покушать.
Хорошее, только разве от этого змея чая дождёшься?)
Ещё раз спасибо за отзыв.
А2
А2.