Мария смеется, тянет его за собой - маленькая девочка, мечты которой наконец есть, кому выслушать; высокая, невыразимо прекрасная Владычица, к рукам которой хочется припасть в исступлении. Они ведет его вверх и вверх, и мимо проносятся звезды, кометы рассыпают искры из длинных огненных хвостов, полуночное небо смешивается с огнем подземных глубин. Даниил бежит за ней, увлекаемый все выше и выше: ему трудно дышать, и грудь разрывается изнутри от счастья, горячего и почти мучительного. Он задыхается, но бежит все выше и выше, вслед за ней, задыхаясь... грудь сжимает все сильнее, он уже не может вдохнуть... И просыпается в своей постели, в доме, залитом светом и сиянием. Заходится кашлем, прикрывает рот рукой. Когда отнимает ладонь, на светлой коже темнеют карминные пятна.
- Ты ведь умираешь, ойнон. Артемию нет места в Утопии, но он все ещё появляется здесь. Страшны и прекрасны чудеса Алой Хозяйки, но для него - скорее страшны. Данковский опирается об ограждение моста, смотрит вдаль затуманенным взглядом. Страшно видеть его, скептичного до ехидства, сильного до бесчувствия, гордого до лютости - страшно видеть его таким. Одурманенным, обессиленным... - Это закономерная плата. - Говорит он, глядя в небо, где сияет открытая всем ветрам Хрустальная Башня. И Артемий понимает, что сделать уже ничего нельзя, что смерти даже не надо следовать за главным врагом своим - он сам придет к ней. Он не слушает никаких доводов - конечно, ведь последнее дело слушать врага. - Все идет правильно. - Говорит он, прижимая белую, почти паутинно-прозрачную ладонь к груди, стирая кровь с губ. - Разве мог я сделать лучшее?.. И глаза у него нездешние, сумасшедшие, и это настолько страшно и неправильно, что Артемий раз за разом приходит в чужой для него город, поднимается на нездешне-прекрасные улицы его, находит Даниила и пытается говорить с ним, убеждать. Без толку. Видит только, как тоньше и светлее становится его лицо, как мучительное вдохновение сияет в заострившихся чертах. Линии этой жизни неподвластны менху. Они вплетаются в улицы нового Города, сияют, струясь по граням Башни Чудес, и, умирая в этой прекраснейшей из грез, Даниил будет смотреть в лицо своей Утопии, позабыв все, что было с ним когда-то.
Гость, автор так понял, что в видении Термитцев у Утопистов все очень плохо на самом деле. А Мария меня просто пугает айронмайденовский, спасибо, приятно слышать
исполнение 2, внелимит (650 слов), слеш, целительный секс, рейтинг
читать дальшеКогда Даниил вошел, отодвинув войлочный полог, костяные украшения глухо стукнули у него над головой. - Садись, - сказал Артемий. В прошлый раз Даниил даже в юрту не зашел, а теперь опустился на колени у очага. Держался он очень прямо, но его выдавали влажный лоб и дыхание. Дорога отняла у него силы. Артемий молчал, ждал. Слишком много он видел в потемневших веках, в мягком изгибе бледного рта. В биении вен за слишком свободным воротом рубашки. Есть два вида муки по тому, чего у тебя нет - тоска и вожделение. И Артемий с обоими свел знакомство за прошедший год. Наконец Даниил выровнял дыхание. - Мы хотим торговать с Укладом, - сказал он. Конечно. Утопии нужны были плоть и кровь. И кровь, и плоть ее адептов тоже. Брала она у них все без остатка. А порой чуть больше, чем мог дать человек. А Даниил был всего лишь человек, что бы он о себе не думал, как бы не мечтал, как бы не тянулся к неведомым высотам. Всего лишь человек. Артемий это хорошо помнил. - Через два дня, - сказал он, - на нашем берегу ручья у трех камней. Как солнце встанет. Он бросил в жаровню пригоршню угля. Всполохи огня отразились в глазах Даниила алым. - И все? – спросил тот. - Вот так просто. - Почему нет? Степняки торговали с людьми юга задолго до города Симона. Даниил похоже, уверен был, что Артемий пошлет его куда подальше, и теперь, когда напряжение отпустило, протянул руки к огню, ссутулился. - Ты должен меня ненавидеть. Следовало ему сказать «вы» и «нас», но он сказал «ты» и «меня». И Артемий ответил: - Я не ненавижу. Даниил поймал его взгляд и приподнял брови, очень темные на очень бледном лице. Этого беззащитного удивления Артемий не выдержал. В один миг оказался рядом, чудом не своротил жаровню по дороге. Заглянул в лицо. «Не смотри, степняк, слишком долго в огонь воду и ночное небо» - пришло на ум старое присловье. Если что-то Артемий и собирался сказать, то забыл. Закрыл глаза. Тут же прохладные губы прижались к его губам. Он не шевельнулся, чувствовал, только волю себе дай, не остановишься. Но Даниил иначе истолковал бездействие. Отодвинулся. - Прости… И вот уже Артемий вылизывал его рот, забрался ладонями под одежду, тиская, сжимая, растирая прохладную кожу. Даниил судорожно вздыхал между поцелуями. Его пальцы гладили затылок, осторожно, как ласкают незнакомого зверя. И только одно билось в голове, что вот он Даниил наконец-то здесь, совсем близко, а не там, в проклятой Башне. И хотелось еще ближе. Артемий стянул рубашку с него, потом свитер с себя, прижался телом к обнаженному телу. Даниил сразу начал вздрагивать от холода. - Разденься, - выговорил Артемий непослушными губами, которыми сейчас куда легче было целовать, чем говорить. - Я тебя согрею Даниил только ошарашенно кивнул. Артемий едва не в охапку его ухватил и втащил на постель, накрыл собой, а сверху еще одеялом. А когда они все-таки разобрались с оставшейся одеждой, втиснул колено между бедер. Даниил сладко вздохнул, и у Артемия, которого итак вело, вдоль позвоночника прокатилась ответная дрожь. - Тепло? - Да, - шепнул Даниил. – С тобой всегда так. Я помню. Он выгнулся, прижался теснее. Чувствовалось, что и в самом деле тепло, скоро станет совсем жарко. Артемий наконец дорвался, ловил каждое движение, каждый стон. Его опьяняло то, как доверчиво, искренне Даниил открывался ему. И Артемий обещал губами, руками, всем собой, что отдаст больше, чем забрал. И отдавал. Позже, когда страсть была утолена, но удовольствие еще туманило разум, с губ сорвалось: - Не отпущу тебя. Даниил, который дремал, положив голову ему на грудь, рассмеялся. И даже когда он ушел, скрылся там, где таяло в степи алое марево Новой Утопии, Артемию слышался его смех. Легкий, свободный.
«Мы сыграли наспех свадьбу в церкви в присутствии еще одной женатой пары, причем трое из четырех присутствующих не должны были бы вообще существовать». Sgt.Muck
Заказчик пришел и в восторге от второго. Целительный секс - это замечательно, в нашем грустном обреченном фандоме этого не хватает. Строка про вожделение и тоску суммирует весь пейринг в целом. Спасибо, автор, два чая вам.
Не бакаруспик, но похож
Мария смеется, тянет его за собой - маленькая девочка, мечты которой наконец есть, кому выслушать; высокая, невыразимо прекрасная Владычица, к рукам которой хочется припасть в исступлении. Они ведет его вверх и вверх, и мимо проносятся звезды, кометы рассыпают искры из длинных огненных хвостов, полуночное небо смешивается с огнем подземных глубин. Даниил бежит за ней, увлекаемый все выше и выше: ему трудно дышать, и грудь разрывается изнутри от счастья, горячего и почти мучительного. Он задыхается, но бежит все выше и выше, вслед за ней, задыхаясь... грудь сжимает все сильнее, он уже не может вдохнуть...
И просыпается в своей постели, в доме, залитом светом и сиянием. Заходится кашлем, прикрывает рот рукой. Когда отнимает ладонь, на светлой коже темнеют карминные пятна.
- Ты ведь умираешь, ойнон.
Артемию нет места в Утопии, но он все ещё появляется здесь. Страшны и прекрасны чудеса Алой Хозяйки, но для него - скорее страшны.
Данковский опирается об ограждение моста, смотрит вдаль затуманенным взглядом. Страшно видеть его, скептичного до ехидства, сильного до бесчувствия, гордого до лютости - страшно видеть его таким. Одурманенным, обессиленным...
- Это закономерная плата. - Говорит он, глядя в небо, где сияет открытая всем ветрам Хрустальная Башня. И Артемий понимает, что сделать уже ничего нельзя, что смерти даже не надо следовать за главным врагом своим - он сам придет к ней. Он не слушает никаких доводов - конечно, ведь последнее дело слушать врага.
- Все идет правильно. - Говорит он, прижимая белую, почти паутинно-прозрачную ладонь к груди, стирая кровь с губ. - Разве мог я сделать лучшее?..
И глаза у него нездешние, сумасшедшие, и это настолько страшно и неправильно, что Артемий раз за разом приходит в чужой для него город, поднимается на нездешне-прекрасные улицы его, находит Даниила и пытается говорить с ним, убеждать. Без толку. Видит только, как тоньше и светлее становится его лицо, как мучительное вдохновение сияет в заострившихся чертах.
Линии этой жизни неподвластны менху. Они вплетаются в улицы нового Города, сияют, струясь по граням Башни Чудес, и, умирая в этой прекраснейшей из грез, Даниил будет смотреть в лицо своей Утопии, позабыв все, что было с ним когда-то.
Отлично! Заказчик увидел бакаруспик и страдание, заказчик доволен. Спасибо, автор, прошлись по многим хэдканонам.
айронмайденовский, спасибо, приятно слышать
читать дальше
Автору очень хотелось не впасть в ангст =)