Даниил с каждым днем становится все больше похож на змея: ползет черной тенью по городу, шипит на тех, кто ему не по нраву, плюется ядом с каждым сказанным словом. Артемий не может понять, откуда в этом человеке может быть столько ненависти к городу, в котором он пробыл всего-то с неделю, но осуждать не спешит – пытается понять причину. Данковский ходит быстро, даже когда ему дается передышка и можно не спешить – хочет скорее скрыться за дверью, чтобы не видеть улиц и людей; со всеми разговаривает кратко и строго по делу, и только Бураху отчего-то позволяет задержаться рядом с собой немного дольше. Гаруспик это время использует, чтобы рассказывать старинные предания, замедлять шаг на улицах, показывая особенно красивые места, в общем – пытаясь передать хоть немного своей любви к городу, впитанной с молоком матери. Только Даниил ни слышать, ни видеть ничего не хочет – только смотрит на Артемия с усмешкой. - Я не умею любить, - говорит он, но все еще продолжает идти рядом, не гонит. В городе все шепчутся, что столичный доктор проклят, очарован чернокнижниками Каиными, что сердце его превратилось в такое же стекло, из которого сделана башня, и нет в неживом сердце больше жалости, погубит холодный змий живой город, чтобы выстроить другой – мертвый, из стекла. Более практичная Аглая обходится без веры в проклятия и метафор – рассказывает о сгоревшей Танатике, о том, что убитый горем Бакалавр чувствует себя обманутым ею, что он хочет отомстить Властям, а ее отправить на эшафот. Артемий знает, что такое горечь потери, и знает, что если позволит Даниилу полностью отдаться горю, то потеряет и город, и его самого, поэтому на рассвете двенадцатого дня он уводит его в степь, чтобы в последний раз попытаться спасти. Они стоят на холме у тупиковой ветки и смотрят, как по городу крадутся первые лучи солнца. - Я не верю, что ты не умеешь любить, - говорит Артемий. - А ты сам-то умеешь любить что-то кроме своего города? Голос Данковского звучит обиженно и отчаянно. Бурах смотрит на него с удивлением, и сердце его заходится, подсказывая верный ответ. Даниил не знал, что Артемий – этот здоровенный бык в человеческом обличии – может так чувственно целоваться, и что руки его могут поддерживать, а не ломать. Бурах и сам этого не знал. Когда они отстраняются друг от друга, Артемий замечает, что болезненно-бледные щеки Бакалавра заливает румянец. - Поцелуй истинной любви разрушит любое проклятие, - усмехается он. Даниил краснеет еще сильнее, и обзывает Бураха дураком, совсем двинувшимся на сказках, и – впервые за долгое время! – искренне смеется. Положив голову на плечо Артемия, он думает, что город, построенный с любовью, на которую способны только дети, получится прекрасным, и что раз в огромном бычьем сердце Артемия есть место для него, то и в городе, который Артемий хочет создать, Даниилу найдется место.
-
-
19.08.2017 в 22:37Даниил с каждым днем становится все больше похож на змея: ползет черной тенью по городу, шипит на тех, кто ему не по нраву, плюется ядом с каждым сказанным словом. Артемий не может понять, откуда в этом человеке может быть столько ненависти к городу, в котором он пробыл всего-то с неделю, но осуждать не спешит – пытается понять причину.
Данковский ходит быстро, даже когда ему дается передышка и можно не спешить – хочет скорее скрыться за дверью, чтобы не видеть улиц и людей; со всеми разговаривает кратко и строго по делу, и только Бураху отчего-то позволяет задержаться рядом с собой немного дольше. Гаруспик это время использует, чтобы рассказывать старинные предания, замедлять шаг на улицах, показывая особенно красивые места, в общем – пытаясь передать хоть немного своей любви к городу, впитанной с молоком матери. Только Даниил ни слышать, ни видеть ничего не хочет – только смотрит на Артемия с усмешкой.
- Я не умею любить, - говорит он, но все еще продолжает идти рядом, не гонит.
В городе все шепчутся, что столичный доктор проклят, очарован чернокнижниками Каиными, что сердце его превратилось в такое же стекло, из которого сделана башня, и нет в неживом сердце больше жалости, погубит холодный змий живой город, чтобы выстроить другой – мертвый, из стекла. Более практичная Аглая обходится без веры в проклятия и метафор – рассказывает о сгоревшей Танатике, о том, что убитый горем Бакалавр чувствует себя обманутым ею, что он хочет отомстить Властям, а ее отправить на эшафот.
Артемий знает, что такое горечь потери, и знает, что если позволит Даниилу полностью отдаться горю, то потеряет и город, и его самого, поэтому на рассвете двенадцатого дня он уводит его в степь, чтобы в последний раз попытаться спасти. Они стоят на холме у тупиковой ветки и смотрят, как по городу крадутся первые лучи солнца.
- Я не верю, что ты не умеешь любить, - говорит Артемий.
- А ты сам-то умеешь любить что-то кроме своего города?
Голос Данковского звучит обиженно и отчаянно. Бурах смотрит на него с удивлением, и сердце его заходится, подсказывая верный ответ.
Даниил не знал, что Артемий – этот здоровенный бык в человеческом обличии – может так чувственно целоваться, и что руки его могут поддерживать, а не ломать. Бурах и сам этого не знал.
Когда они отстраняются друг от друга, Артемий замечает, что болезненно-бледные щеки Бакалавра заливает румянец.
- Поцелуй истинной любви разрушит любое проклятие, - усмехается он.
Даниил краснеет еще сильнее, и обзывает Бураха дураком, совсем двинувшимся на сказках, и – впервые за долгое время! – искренне смеется. Положив голову на плечо Артемия, он думает, что город, построенный с любовью, на которую способны только дети, получится прекрасным, и что раз в огромном бычьем сердце Артемия есть место для него, то и в городе, который Артемий хочет создать, Даниилу найдется место.
-
-
20.08.2017 в 13:51-
-
22.08.2017 в 01:11-
-
22.08.2017 в 19:27-
-
22.08.2017 в 19:31а.