Хуже всего было – причинить брату боль. Но иногда приходилось, за что Андрей ненавидел затем себя, сильнее, чем кого бы то ни было. Потому что этот человек, лежащий на полу, с грязными волосами, свесившимся на лицо и крючковато согнутыми пальцами, точно держащими невидимый карандаш, он боли не заслуживал. Он вскидывает его на плечо, и Пётр бормочет что-то неразборчивое, хватает воздух. Вскрикивает в пьяном полусне, когда Андрей обрушивает его на топчан. Андрей никогда не продавал ему степного зелья, но Пётр умудрялся его где-то доставать. И вот опять. Пара-тройка набросков болезненной красоты строений, безобразно залитых твирином из пролитого стакана, вот и всё, что увидел Стаматин прежде, чем заметить лежащего на полу брата. Он топил свой талант в твирине, в буквальном и переносном смыслах, и от этой мысли Андрей сам испытывал боль почти физическую. Присев возле брата, грубовато отводит липкие от испарины волосы с лица, рассматривает его – своё лицо, только похудевшее, с сухими губами, и если Пётр поднимает веки, покажется желтизна в уголках глаз. От него нестерпимо пахнет степью. Андрей сидит около него долго, пока, не убедившись, что брат спокойно уснул, не начинает бродить по комнате, бережно собирая разбросанные эскизы.
Бессильный, растерянный Андрей, который не один в комнате, но вместе с тем бесконечно одинок, и он ходит как потерянный, собирая словно осколки былой близости отброшенные братом рисунки... Браво!
-
-
08.10.2013 в 20:59Хуже всего было – причинить брату боль. Но иногда приходилось, за что Андрей ненавидел затем себя, сильнее, чем кого бы то ни было. Потому что этот человек, лежащий на полу, с грязными волосами, свесившимся на лицо и крючковато согнутыми пальцами, точно держащими невидимый карандаш, он боли не заслуживал.
Он вскидывает его на плечо, и Пётр бормочет что-то неразборчивое, хватает воздух. Вскрикивает в пьяном полусне, когда Андрей обрушивает его на топчан. Андрей никогда не продавал ему степного зелья, но Пётр умудрялся его где-то доставать. И вот опять.
Пара-тройка набросков болезненной красоты строений, безобразно залитых твирином из пролитого стакана, вот и всё, что увидел Стаматин прежде, чем заметить лежащего на полу брата. Он топил свой талант в твирине, в буквальном и переносном смыслах, и от этой мысли Андрей сам испытывал боль почти физическую.
Присев возле брата, грубовато отводит липкие от испарины волосы с лица, рассматривает его – своё лицо, только похудевшее, с сухими губами, и если Пётр поднимает веки, покажется желтизна в уголках глаз. От него нестерпимо пахнет степью.
Андрей сидит около него долго, пока, не убедившись, что брат спокойно уснул, не начинает бродить по комнате, бережно собирая разбросанные эскизы.
-
-
21.10.2013 в 23:07Браво!
-
-
21.10.2013 в 23:28Автор.