Столб едкого дыма поднимался выше крыш – конечно, он не мог не привлечь внимание юного проныры, который споро, как уж, перелезая через заборы, да проворно минуя препятствия, которые другие могли счесть непроходимыми, чесал к источнику, откуда исходил тот дым. Уже на подходе Спичка забеспокоился. По всему выходило, что горит около дома Исидора, если не сам дом, и припустил ещё быстрее, остановившись только за соседним домом. Подкравшись, выглянул. Во дворе дома Бураха чадил костёр, не столько горевший, сколько дымивший, и дедушка Исидор то и дело подкидывал туда какую-то ветошь. Огонь принимал её, и вещи чернели, сгорая и испуская удушливый дым. Спичка разглядел какую-то рубаху, потом – штаны степняцкого покроя, и всё это отправилось в костёр, который с каждой новой подачкой разгорался всё веселее, игриво дымя Исидору в лицо, и тогда он отворачивался протирая глаза, и то и дело прижимал к лицу ладонь, то ли с зажатой в ней мокрой марлей, то ли чтобы сдержать крик. Тихо, как тень, Спичка подобрался ближе, да вот незадача – на веточку наступил, и та хрустнула преступно громко, почти как выстрел. Бурах вскинул голову и замахал руками, крича на проныру, чтобы тот шёл вон отсюда, и не приходил больше. И, сжимая руки, пока костяшки не побелеют, сквозь дымовую завесу смотрел Исидор на место, где только что стоял Спичка. Мог ли знать он, что не отвадил проныру надолго, и что когда тот придёт в следующий раз, его дом уже замолчит?
Столб едкого дыма поднимался выше крыш – конечно, он не мог не привлечь внимание юного проныры, который споро, как уж, перелезая через заборы, да проворно минуя препятствия, которые другие могли счесть непроходимыми, чесал к источнику, откуда исходил тот дым.
Уже на подходе Спичка забеспокоился. По всему выходило, что горит около дома Исидора, если не сам дом, и припустил ещё быстрее, остановившись только за соседним домом. Подкравшись, выглянул.
Во дворе дома Бураха чадил костёр, не столько горевший, сколько дымивший, и дедушка Исидор то и дело подкидывал туда какую-то ветошь. Огонь принимал её, и вещи чернели, сгорая и испуская удушливый дым. Спичка разглядел какую-то рубаху, потом – штаны степняцкого покроя, и всё это отправилось в костёр, который с каждой новой подачкой разгорался всё веселее, игриво дымя Исидору в лицо, и тогда он отворачивался протирая глаза, и то и дело прижимал к лицу ладонь, то ли с зажатой в ней мокрой марлей, то ли чтобы сдержать крик.
Тихо, как тень, Спичка подобрался ближе, да вот незадача – на веточку наступил, и та хрустнула преступно громко, почти как выстрел. Бурах вскинул голову и замахал руками, крича на проныру, чтобы тот шёл вон отсюда, и не приходил больше.
И, сжимая руки, пока костяшки не побелеют, сквозь дымовую завесу смотрел Исидор на место, где только что стоял Спичка. Мог ли знать он, что не отвадил проныру надолго, и что когда тот придёт в следующий раз, его дом уже замолчит?
А.
Спасибо вам от заказчика.
А