Даниил часто и глубоко вздыхает, не столько от сонливости, сколько от пряного степного воздуха, душно и неподвижно висящего над Городом. В животе урчит, еды за весь день – только бутылка подкисшего молока, да несколько сухих хлебных корок. Может, ещё что-то было. Он не помнит. Бакалавр склонился над микроскопом, звенит стёклами с препаратом и вздрагивает, когда тонкие бледные руки обвивают его плечи. Тяжело пахнет духами. - Ты совсем заработался, - шепчет Ева, - ляг, отдохни. Данковский передёргивает плечами. От духов Ян начинает гудеть голова. - Времени нет, - отрывисто бросает Даниил и меняет стекло под микроскопом, смотрит в мутноватый окуляр. Ева не уходит. Пальцы, унизанные медными кольцами, хватаются за воротник плаща, стаскивают его с Данковского. Тот, едва не роняя драгоценный препарат, нервно натягивает одежду обратно. - Ты такой бледный, - нараспев говорит Ева, - спускайся, хватит на сегодня. Даниил порывисто оборачивается, нависая над девушкой. Ева смотрит на него снизу вверх, кокетливо поводя бёдрами. - Уходи, ты мне очень мешаешь, - цедит Данковский, разворачивая её в сторону двери и подталкивая. Ян обиженно надувает губы и оглядывается. Её дыхание пахнет полынью. - Я уже разобрала для тебя постель внизу, - говорит Ева, хватая его за руку. Бакалавр отстраняется, потирая виски – голова наполняется свинцовой тяжестью, побрякушки на шее Евы блестят, назойливо привлекая к себе внимание, и Даниил снова толкает её к двери, уже куда более грубо. Ева пошатывается, серые глаза наливаются настоящей обидой. Она открывает рот, пытаясь что-то сказать, но Данковский тащит её к выходу, не обращая внимания на то, как она спотыкается, упираясь, уводит вниз по лестнице и выпихивает под моросящий дождь, крепко захлопывая дверь. Брякает дверной засов. Ева заламывает руки, непонимающе глядя на запертую дверь Омута, и стоит, слушая, как стихают тяжёлые шаги вверх по лестнице. Ещё одна дверь хлопает, отсекая её от Даниила. Ян дёргает неподатливую дверную ручку и плачет.
Даниил часто и глубоко вздыхает, не столько от сонливости, сколько от пряного степного воздуха, душно и неподвижно висящего над Городом. В животе урчит, еды за весь день – только бутылка подкисшего молока, да несколько сухих хлебных корок. Может, ещё что-то было. Он не помнит.
Бакалавр склонился над микроскопом, звенит стёклами с препаратом и вздрагивает, когда тонкие бледные руки обвивают его плечи. Тяжело пахнет духами.
- Ты совсем заработался, - шепчет Ева, - ляг, отдохни.
Данковский передёргивает плечами. От духов Ян начинает гудеть голова.
- Времени нет, - отрывисто бросает Даниил и меняет стекло под микроскопом, смотрит в мутноватый окуляр.
Ева не уходит. Пальцы, унизанные медными кольцами, хватаются за воротник плаща, стаскивают его с Данковского. Тот, едва не роняя драгоценный препарат, нервно натягивает одежду обратно.
- Ты такой бледный, - нараспев говорит Ева, - спускайся, хватит на сегодня.
Даниил порывисто оборачивается, нависая над девушкой. Ева смотрит на него снизу вверх, кокетливо поводя бёдрами.
- Уходи, ты мне очень мешаешь, - цедит Данковский, разворачивая её в сторону двери и подталкивая. Ян обиженно надувает губы и оглядывается. Её дыхание пахнет полынью.
- Я уже разобрала для тебя постель внизу, - говорит Ева, хватая его за руку. Бакалавр отстраняется, потирая виски – голова наполняется свинцовой тяжестью, побрякушки на шее Евы блестят, назойливо привлекая к себе внимание, и Даниил снова толкает её к двери, уже куда более грубо. Ева пошатывается, серые глаза наливаются настоящей обидой. Она открывает рот, пытаясь что-то сказать, но Данковский тащит её к выходу, не обращая внимания на то, как она спотыкается, упираясь, уводит вниз по лестнице и выпихивает под моросящий дождь, крепко захлопывая дверь. Брякает дверной засов.
Ева заламывает руки, непонимающе глядя на запертую дверь Омута, и стоит, слушая, как стихают тяжёлые шаги вверх по лестнице. Ещё одна дверь хлопает, отсекая её от Даниила. Ян дёргает неподатливую дверную ручку и плачет.
заказчик