Бакалавр. Пламенное сердце за маской холодного расчета, неблагодарные жители города, подвиг, который никто не может или не хочет заметить и оценить.
Параллели с Данко,прямые и/или косвенные.
Параллели с Данко,прямые и/или косвенные.
Волевого усилия хватает лишь на то, чтобы не грохотнуть входной дверью, лишний раз испугав впечатлительную хозяйку дома. Но вот несколько крутых ступеней на второй этаж преодолены, дверь в комнату притворена аккуратно — и саквояж (кажется, не содержащий сейчас ничего хрупкого) стремительно летит в угол, попутно сшибая с тумбочки несколько книг. Даниил от души прикусывает кулак, не пуская на волю раздражённо-отчаянный стон. Срывается с места и меряет шагами комнату, нервно потирая укушенное место.
Что за люди? Что это за люди?! Одно дело, когда простые — во всех отношениях — жители шарахаются прочь при попытке осмотреть и выявить признаки ранней стадии заболевания, «забывают» поблагодарить за безвозмездно выданное лекарство из личных запасов, а стоит поворотиться спиной — тычут вслед скрученной из пальцев «бычьей рогулькой», якобы от сглаза. Необразованный люд — он везде почти одинаков, и требовать с него нечего. А вот то, что в условиях критических приходится сновать от дома к дому, испрашивая подмоги в делах, которые совершаться должны, по-хорошему, самими «помощниками». Ответами на вопросы получая сплошь враньё да недомолвки. Ощущая себя то и дело не более чем судорожно подпрыгивающей на нитях потешной марионеткой. Вот это — возмутительно, запредельно! Тянешь их из глухой ямы, а они прутся лбом в стену, да мычат своё. А, чтоб их...
Нужен способ унять нервы. Проверенный. Через секунду Даниил уже мостится за письменный стол, привычно нашаривая взглядом чистый лист бумаги, а рукой — зачиненное перо.
«...Ты спросишь меня (да, дорогой А., я уже воображаю, как ты изумлённо приподнимаешь бровь в своей обычной манере): но кто же тогда оценит по достоинству столь тяжёлый и опасный труд? Кто, если одни за гордыней своей не желают, а другие по своей темноте не умеют видеть масштаба человеческих поступков?.. А я отвечу тебе: сама история восстановит справедливость. Не однажды случалось нам наблюдать на примере деятелей прошлого: тот факел, которым они освещают свой извилистый и трудный путь, и который суть — огонь сердечный (прости мне вынужденную напыщенность, но образ этот так живо стоит у меня перед глазами и кажется таким подходящим), для современников тлеет незначительной и малоприметной искрой. Однако проходят годы, и свет этот пробивается сквозь толщу времени, разгоняя мрак и озаряя потомкам дорогу к Истине (и снова прости, друг мой — кажется, чудная манера здешних жителей изъясняться заразна не менее треклятой чумы)...»
Закончив витиеватой подписью, Даниил — значительно более спокойный, нежели часом ранее — отрывается от письма и глядит в окно. Снаружи вечер успел обернуться ночью, и сумрак плотно кутает город, никем не разгоняемый.
Так не годится. Нужно идти.