Прошло две недели после побега Бакалавра Данковского, Евы Ян и братьев Стаматиных из Города. Огромная квартира Даниила легко вместила Андрея и Петра, а так же сопровождающий их кутеж. Ева тоже хорошо прижилась в Столичном жилище Даниила. Всё бы хорошо, да Данковскому казалось, что Ян - как газ, она повсюду. Через неделю жития с вечно пьяными Стаматиными и Евой, поведение которой описывалось фразой «что ты смотришь на меня, раздевайся, я – твоя!», Бакалавр почувствовал: его друзья настолько хорошо прижились у него дома, что чувствуют себя в квартире гораздо уютнее, чем он сам. Но, по-честному, Даниила это совсем не печалило. Сейчас его волновала только одна вещь: Танатика. Вспышка Песочной Язвы, или «Stepposus Fabris», как окрестили диковинную заразу Столичные учёные, стала спасением для Данковского и его убеждений. Напуганные Власти готовы были принять любые условия Бакалавра, лишь бы заполучить его в качестве союзника в борьбе с болезнью. Так что теперь Даниил буквально жил в лаборатории.
… Данковский сидел в плохо освещённой комнате, курил и вглядывался в причудливые узоры, которые принимали потоки воды за окном. В голове роились торжествующие мысли, на душе – странные, смешанные чувства. «А ведь испугались, трусы… испугались и поняли! – торжествующе рассуждал Даниил, - они признали свою некомпетентность! Что, когда дело касается жизни и смерти – религиозные предрассудки уже не кажутся такими важными? – учёный затушил сигарету. - Что же это за зараза? – сказал Даниил вслух, - Я знаю… это сама справедливость! Да, эту болезнь послала сама Фемида! Бакалавр повернулся к столу и уткнулся в очередную книгу. Он занимался любимым делом, ему было интересно, внутри теплилось что-то похожее на азарт. Но где-то на затворках сознания, тихий голос шептал: моим полем боя со Смертью должна быть не эта лаборатория, а улицы ныне мёртвого Города, который в ближайшее время должны стереть с карт.
Андрей стреляет в Исполнителя, Ева зажимает руками рот, охранник отступает на шаг, а потом, повинуясь указующему движению пистолета, лезет в вагон. За ним поднимается Петр, а потом Даниил подает руку Еве. Андрей – последний, осматривается и задвигает двери. Поезд трогается. Об их отъезде не узнают до следующей смены охраны. Раз. С наступлением утра они высаживают патрульного на первой же промежуточной станции - он кричит, ругается, проклинает, доводит себя до истерики. С такого расстояния он доберется до дома за пару дней, а если повезет – одолжит дрезину. Это вряд ли. Но он сам виноват, в конце концов. Налитые кровью глаза человека на пустом перроне, набирающий скорость поезд, успокоенный выдох Евы об «этом ужасном человеке». Два. Маленькая квартирка в пригороде. Строгая анонимность. Трое приговоренных мужчин, не имеющие ни общих тем, ни общих целей. Петр пьет все сильнее, Андрей целые дни проводит с приятелями-подпольщиками, Даниил тонет в газетах и журналах, а Ева тщетно пытается приласкать, обогреть, создать уют. В доме пахнет сыростью, дешевым чаем и алкоголем. Даниил старательно обводит карандашом газетную заметку: вспышка особо заразной болезни на узловой железнодорожной станции, прибывшие по этому маршруту отправляются на карантин. Ему кажется, эту станцию они проезжали как-то. Три. Ева плачет, пьяная вдрызг. Ева не хочет идти на улицу, ей лучше с голоду умереть, чем слышать снова слухи о Грязи, чем шарахаться от каждого встречного. Власти говорят, распространение под контролем, Власти говорят, причин для паники нет. А еще нет ужина, поэтому Даниил идет сам. Человек с налитыми кровью глазами хватает его за руку, что-то втолковывает, просит помочь, объяснить дорогу до госпиталя, а Данковского прошибает пот – он видел уже однажды такие же глаза, слышал уже такой же захлебывающийся голос. Четыре. Даниил возвращается домой в ночи. Обходит, стараясь не коснуться, спящую Еву. Забирает из ящика стола пистолет, заряжает дрожащими руками, выходит во внутренний двор, дрожащей рукой подносит дуло к губам – рот словно набили землей и слизью – и спускает курок. Двое мертвецки пьяных людей, спящих в доме, ничего не замечают. Где-то в другом конце города Андрей встречает рассвет в каталажке, куда гребли в ночи всех подряд – подпольщиков, пьяниц, бездомных. Пять.
А1, замечательно) Хотя боюсь, что без предварительного сговора я бы была немного озадачена) Срываю маску. А2, это просто секс великолепно! Такой прекрасный декаданс, я на третий раз перечитываю и наслаждаюсь. Откройтесь. З.
Прошло две недели после побега Бакалавра Данковского, Евы Ян и братьев Стаматиных из Города. Огромная квартира Даниила легко вместила Андрея и Петра, а так же сопровождающий их кутеж. Ева тоже хорошо прижилась в Столичном жилище Даниила. Всё бы хорошо, да Данковскому казалось, что Ян - как газ, она повсюду.
Через неделю жития с вечно пьяными Стаматиными и Евой, поведение которой описывалось фразой «что ты смотришь на меня, раздевайся, я – твоя!», Бакалавр почувствовал: его друзья настолько хорошо прижились у него дома, что чувствуют себя в квартире гораздо уютнее, чем он сам. Но, по-честному, Даниила это совсем не печалило. Сейчас его волновала только одна вещь: Танатика. Вспышка Песочной Язвы, или «Stepposus Fabris», как окрестили диковинную заразу Столичные учёные, стала спасением для Данковского и его убеждений. Напуганные Власти готовы были принять любые условия Бакалавра, лишь бы заполучить его в качестве союзника в борьбе с болезнью. Так что теперь Даниил буквально жил в лаборатории.
… Данковский сидел в плохо освещённой комнате, курил и вглядывался в причудливые узоры, которые принимали потоки воды за окном. В голове роились торжествующие мысли, на душе – странные, смешанные чувства.
«А ведь испугались, трусы… испугались и поняли! – торжествующе рассуждал Даниил, - они признали свою некомпетентность! Что, когда дело касается жизни и смерти – религиозные предрассудки уже не кажутся такими важными? – учёный затушил сигарету.
- Что же это за зараза? – сказал Даниил вслух, - Я знаю… это сама справедливость! Да, эту болезнь послала сама Фемида!
Бакалавр повернулся к столу и уткнулся в очередную книгу. Он занимался любимым делом, ему было интересно, внутри теплилось что-то похожее на азарт. Но где-то на затворках сознания, тихий голос шептал: моим полем боя со Смертью должна быть не эта лаборатория, а улицы ныне мёртвого Города, который в ближайшее время должны стереть с карт.
Андрей стреляет в Исполнителя, Ева зажимает руками рот, охранник отступает на шаг, а потом, повинуясь указующему движению пистолета, лезет в вагон. За ним поднимается Петр, а потом Даниил подает руку Еве. Андрей – последний, осматривается и задвигает двери. Поезд трогается.
Об их отъезде не узнают до следующей смены охраны.
Раз.
С наступлением утра они высаживают патрульного на первой же промежуточной станции - он кричит, ругается, проклинает, доводит себя до истерики. С такого расстояния он доберется до дома за пару дней, а если повезет – одолжит дрезину. Это вряд ли. Но он сам виноват, в конце концов.
Налитые кровью глаза человека на пустом перроне, набирающий скорость поезд, успокоенный выдох Евы об «этом ужасном человеке».
Два.
Маленькая квартирка в пригороде. Строгая анонимность. Трое приговоренных мужчин, не имеющие ни общих тем, ни общих целей. Петр пьет все сильнее, Андрей целые дни проводит с приятелями-подпольщиками, Даниил тонет в газетах и журналах, а Ева тщетно пытается приласкать, обогреть, создать уют.
В доме пахнет сыростью, дешевым чаем и алкоголем. Даниил старательно обводит карандашом газетную заметку: вспышка особо заразной болезни на узловой железнодорожной станции, прибывшие по этому маршруту отправляются на карантин. Ему кажется, эту станцию они проезжали как-то.
Три.
Ева плачет, пьяная вдрызг. Ева не хочет идти на улицу, ей лучше с голоду умереть, чем слышать снова слухи о Грязи, чем шарахаться от каждого встречного. Власти говорят, распространение под контролем, Власти говорят, причин для паники нет. А еще нет ужина, поэтому Даниил идет сам.
Человек с налитыми кровью глазами хватает его за руку, что-то втолковывает, просит помочь, объяснить дорогу до госпиталя, а Данковского прошибает пот – он видел уже однажды такие же глаза, слышал уже такой же захлебывающийся голос.
Четыре.
Даниил возвращается домой в ночи. Обходит, стараясь не коснуться, спящую Еву. Забирает из ящика стола пистолет, заряжает дрожащими руками, выходит во внутренний двор, дрожащей рукой подносит дуло к губам – рот словно набили землей и слизью – и спускает курок.
Двое мертвецки пьяных людей, спящих в доме, ничего не замечают. Где-то в другом конце города Андрей встречает рассвет в каталажке, куда гребли в ночи всех подряд – подпольщиков, пьяниц, бездомных.
Пять.
Любитель.
А2, это просто
сексвеликолепно! Такой прекрасный декаданс, я на третий раз перечитываю и наслаждаюсь. Откройтесь.З.
А2, открываюсь