Он идет босиком по цветущему саду. Синюшно-бледный и тощий, ребра выпирают так, что если провести по ним пальцами, услышишь тихий костяной стук. Впадина живота, жилистые руки, обтянутые кожей острые скулы. Белые, с уклоном в серебро, волосы, топорщатся дерзким ирокезом... Присмотрись - увидишь. Под тонкой пленкой кожи Цветом пульсируют сгустки сердец. Светится Золотом слева под ребрами, пульсирует Янтарем справа, бьется в шее, внизу живота, в руках и ногах звенящая сладкая Сирень. Он светится в сером, скучном мире, светится и отзывается песнями Цветов. Ходячий резервуар. Сосуд, обтянутой синеватой кожей. Он идет босиком по цветущему саду. Голова запрокинута, растягивает губы сытая, счастливая улыбка. Только в уголках рта дрожит легкая неуверенность, но её некому читать. Сад пуст. Он один. Ветви деревьев застилают небо, ловят его тонкой паутиной светящихся прожилок. Они полны Цветом, залиты под завязку, каждый оборот приносят обильные плоды. Он хитер и умен по-своему. Он умеет искать и умеет добывать. Не умеет только хранить и беречь, но этого и не нужно... Он останавливается у старой ивы, пульсирующей Серебром. Вслушивается, слизывая с губ капли Цвета - излишки Лимфы хлещут из него через край. Серебро поет тонкой печальной песнью, звенит и манит, и он вскарабкивается на дерево, цепляясь узловатыми пальцами за выступы коры, упираясь босыми пятками. Жутковато-ловкий - изломанной, паучьей ловкостью... Он вытягивается на толстой ветке, приникает к ней, обнимает, жадно ловя ладонями биение Серебра. Улыбка его становится жаждущей, в глазах почти фанатичная любовь. В ушах его бьется вечное, неотступное - "Вознеси!". Гордые Сестры умеют просить, умеют требовать. Единственное слово до боли повторяется в нем - шепотом, криком, плачем - но он только блаженно жмурится, прячется в плетении ветвей. Серебро холодное, его бьет легкая дрожь, но счастье чувствовать рядом Цвет стоит любого холода. "Черта с два, - улыбается он в ответ на все просьбы. В его глазах то же Серебро, расплавленное, расчетливое, очарование манящей мистической тайны. Он уже всё решил для себя - стать палачом этому миру, вознести очередную истеричную дуру, не знающую истинной цены вещей, завершить волшебное полотно Промежутка, превратив его в застывшее ничто... Вы ведь издеваетесь, да? Умение рисовать - невеликая плата. Как и жизнь его за жизнь этого колдовского мира. Он знает - на определенном этапе уже нельзя будет остановиться. Уже нельзя будет оставить всё в покое. Поэтому он знает своё решение - он добровольно уйдет в Кошмар. Он здесь не нужен. Глупая ошибка творца, паразит, перерабатывающий и отдающий, и медленно убивающий Спящего. Он не хочет быть убийцей - он, фанатично преданный Цветам и всем их оттенкам - и потому самопожертвование не такой уж плохой выход. Кроме того, Кошмар дает крохотный шанс на то, что смерть обернется перерождением. "Вознеси!" - плачут голоса, а он только качает головой и всё улыбается. Промежуток должен жить, и Промежуток будет жить. Даже и без него.
...Когда в Кошмаре он корчится, разирая пальцами кожу, беззвучно крича, ощущая, как пробивается из грудной клетки что-то больное, окровавленное, твердое - на губах его всё равно дрожит улыбка. Как мираж. Как напоминание о том, что всё это для того, чтобы встать на страже единственного настоящего мира. Как призрак почти невозможной в Кошмаре надежды.
503 слова.
Он идет босиком по цветущему саду. Синюшно-бледный и тощий, ребра выпирают так, что если провести по ним пальцами, услышишь тихий костяной стук. Впадина живота, жилистые руки, обтянутые кожей острые скулы. Белые, с уклоном в серебро, волосы, топорщатся дерзким ирокезом...
Присмотрись - увидишь. Под тонкой пленкой кожи Цветом пульсируют сгустки сердец.
Светится Золотом слева под ребрами, пульсирует Янтарем справа, бьется в шее, внизу живота, в руках и ногах звенящая сладкая Сирень. Он светится в сером, скучном мире, светится и отзывается песнями Цветов. Ходячий резервуар.
Сосуд, обтянутой синеватой кожей.
Он идет босиком по цветущему саду. Голова запрокинута, растягивает губы сытая, счастливая улыбка. Только в уголках рта дрожит легкая неуверенность, но её некому читать. Сад пуст.
Он один.
Ветви деревьев застилают небо, ловят его тонкой паутиной светящихся прожилок. Они полны Цветом, залиты под завязку, каждый оборот приносят обильные плоды. Он хитер и умен по-своему. Он умеет искать и умеет добывать. Не умеет только хранить и беречь, но этого и не нужно...
Он останавливается у старой ивы, пульсирующей Серебром. Вслушивается, слизывая с губ капли Цвета - излишки Лимфы хлещут из него через край. Серебро поет тонкой печальной песнью, звенит и манит, и он вскарабкивается на дерево, цепляясь узловатыми пальцами за выступы коры, упираясь босыми пятками. Жутковато-ловкий - изломанной, паучьей ловкостью... Он вытягивается на толстой ветке, приникает к ней, обнимает, жадно ловя ладонями биение Серебра. Улыбка его становится жаждущей, в глазах почти фанатичная любовь.
В ушах его бьется вечное, неотступное - "Вознеси!".
Гордые Сестры умеют просить, умеют требовать. Единственное слово до боли повторяется в нем - шепотом, криком, плачем - но он только блаженно жмурится, прячется в плетении ветвей. Серебро холодное, его бьет легкая дрожь, но счастье чувствовать рядом Цвет стоит любого холода.
"Черта с два, - улыбается он в ответ на все просьбы. В его глазах то же Серебро, расплавленное, расчетливое, очарование манящей мистической тайны. Он уже всё решил для себя - стать палачом этому миру, вознести очередную истеричную дуру, не знающую истинной цены вещей, завершить волшебное полотно Промежутка, превратив его в застывшее ничто...
Вы ведь издеваетесь, да?
Умение рисовать - невеликая плата. Как и жизнь его за жизнь этого колдовского мира. Он знает - на определенном этапе уже нельзя будет остановиться. Уже нельзя будет оставить всё в покое. Поэтому он знает своё решение - он добровольно уйдет в Кошмар.
Он здесь не нужен. Глупая ошибка творца, паразит, перерабатывающий и отдающий, и медленно убивающий Спящего. Он не хочет быть убийцей - он, фанатично преданный Цветам и всем их оттенкам - и потому самопожертвование не такой уж плохой выход. Кроме того, Кошмар дает крохотный шанс на то, что смерть обернется перерождением.
"Вознеси!" - плачут голоса, а он только качает головой и всё улыбается. Промежуток должен жить, и Промежуток будет жить. Даже и без него.
...Когда в Кошмаре он корчится, разирая пальцами кожу, беззвучно крича, ощущая, как пробивается из грудной клетки что-то больное, окровавленное, твердое - на губах его всё равно дрожит улыбка. Как мираж. Как напоминание о том, что всё это для того, чтобы встать на страже единственного настоящего мира.
Как призрак почти невозможной в Кошмаре надежды.
мимокайман
Мне бы ещё заказчика увидеть, и пожать ему руку...