- Поставь ребенка на место, - Равель с напускной суровостью, которая ему не шла ну никак, уже в который раз пытался помешать дочери залезть на его друга. Уже битый час Лара смеялась, катаясь на плечах у полковника Блока. Видно было, что папочка никак не мог нарадоваться, но ребенка скоро нужно было укладывать спать, а она продолжала веселиться и изматывать гостя. – Лара, немедленно слезай с дяди! – его голос совершенно не казался злым или жестким, наоборот, в этом «приказе» звучала какая-то нежность, забота и, кроме того, веселье. Александр был вынужден подчиниться под красноречивым взглядом своего армейского товарища и поставить деточку на землю. Лара с крайне недовольным лицом скрестила руки на груди, и Блок снова поддался: он махнул рукой на недовольство Равеля и снова закружил девочку по комнате. - Почему ты не женишься снова, Павел? – постукивая пальцами по столу, Александр задумчиво поглядывал в сторону комнаты Ларисы. – Знаешь, если начнется война, она останется одна. Тебя это не волнует? - Не тебе говорить мне о женитьбе, Блок, - в голосе старшего лейтенанта зазвучало раздражение. Всегда, когда товарищ затевал этот разговор, все заканчивалось одинаково: Блок вспыхивал, точно спичка и наутро уезжал. – Я не хочу ничего слышать о войне. Ты уже помешался на своих сражениях. Тебе самому давно пора завести семью. А то так скоро моя дочь тебя вторым отцом считать станет. - Замолчи сейчас же. Семья – не мое, - мрачно ответил Александр, поднимаясь из-за стола. – Спокойной ночи. А утром он все-таки ушел. Когда он смотрит на своего друга, на то, как он возится с маленькой дочкой, полковнику становится невыносимо больно от осознания собственного одиночества.
- Ой, а кто это здесь? Кто это тут такой красивый выбежал? Что это за принцесса? – Александр снимает перед будущей прекрасной леди фуражку и присаживается на корточки прямо напротив встречающей его девочки. Лариса смущенно улыбается, что приводит офицера в огромный восторг. Забыв про то, что приехал к армейскому товарищу, он крутился вокруг ребенка, про которого так часто писал Равель, и задаривал небольшими подарками из Столицы: карамель, шоколад, альбом для рисования, детский чайный сервиз из столичного фарфора. Равель давно смирился с тем, что, если Блок что-то решил сделать, ничто не сможет его остановить: врожденное упрямство. Как у осла. - Дядя Саша, пойдемте чай пить, - Лара хватает офицера за палец и тащит за собой в комнату, в которой был накрыт детский столик, окруженный плюшевыми игрушками и куклами. Игрушечное чаепитие снова заставило Александра улыбнуться. А Лара уже любила его, он своевременно завоевал расположение ребенка, перехватив все ее внимание. Интересно, Равель сейчас ревнует? – с некоторым злорадством подумал Блок, усаживаясь на маленький стул, на котором едва помещался ввиду своего выдающегося роста. Зато чай был настоящий. И очень вкусный, в Ларе еще с детства наблюдались задатки настоящей хозяйки. Как успел заметить Александр, Лариса всегда слушалась своего папу и помогала ему во всем. Глядя на них, невозможно было не умиляться. Лара сидела на стульчике напротив и наливала чай для медведя. - Вы ведь позаботитесь о папе, дядя Саша?
Мало кто знает - старшный Пепел любит детей. Просто на войне ему негде показывать этой любви, а своей семьи у него нет и не предвидиться - бесконечные бои, командировки и прочие прелести армейской жизни отнюдь не располагают...
Ларочка смеется, сидя на коленях у отца и вертя его ладонь перед глазами. Двух её ладошек не хватит, чтобы обхватить его запястье, и она с удовольствием касается шершавой кожи, пересчитывает пальцы, разглядывает линии. Ей всего три года. Ей очень интересно, как устроены другие люди - так же, как она, или всё-таки по-другому? Равель не обращает на забавы дочери внимания. Привык, давно уже привык, и даже когда Ларочка до боли дергает его за руку, он не прерывает разговора. В конце концов, к нему приехал старый друг, и у них есть столько тем для беседы, что тратить время на что-то другое - преступление. Сейчас они говорят о войне - единственной женщине в жизне Блока, второй после погибшей жены у капитана. Планы наступления и отступления, мысли о том, куда Власти напрявят армию, и воспоминания о старых добрых днях, которые добрыми можно звать только вот так, у камина, в теплом уютном доме, баюкая ребенка на руках... Равель не замечает, как смотрит на Ларочку Пепел. Странный у него взгляд. Неизбывная, глубоко запрятанная тоска на дне глаз... Девочка поднимает голову. Смотрит в овтет, насупившись, надув губки. Она побаивается папиного друга, прячется отцу за спину и крепко держится за его штанину, но сейчас, как и все дети чуткая, она чувствует чужое одиночество и чужую грусть. И думает про себя, что, может быть, этот страшный человек всё-таки хороший? Или плохим тоже бывает грустно и одиноко? Сложный вопрос для трехлетнего ребенка. Запутавшись в собственных умозаключениях, она сползает с отцовских колен - робкая, тихая девочка, укрывающаяся от любого чужого внимания - тихонько подходит к Александру. Смотрит снизу вверх большими светлыми глазами. Она не капризна, застенчива, самостоятельна - настоящая дочь офицера. Мужчины замолкают, глядя на неожиданно решившую проявить инициативу Ларочку. А она неувренно улыбается, протягивает руки.
Вскоре она уже сидит на коленях у Пепла, и с интересом разглядывает его ладонь, как до этого - отцовскую.
Когда Пепел приезжает в Город, все вокруг точно затихает. И Лара, уже к этому времени знакомая со словом «война», настораживается. Она знает, что такое затишье никогда не приносит счастья и успокоения. Она знает, что когда-нибудь Генерал Пепел придет за отцом. Лара помнила каждый приезд этого мужчины, который входил в их дом неизменно тяжелым шагом. Помнила, как он снимал полевую шинель, чьи полы были покрыты грязью. Помнила, как мрачно протягивал руку отцу, и как сердечно папа сжимал ее, точно был невообразимо рад товарищу. Лара же еще в детстве не желала приближаться к гостю, от которого так и веяло запахом войны. Когда ей было три года, ей рассказывал отец, Блок сам укладывал ее спать. По крайней мере, пытался, потому что в его руках она всегда громко плакала. Ларе пять лет, и Блок привозит из Столицы дорогие игрушки, но она тут же засовывает их подальше в сундук, даже не стесняясь присутствия гостя. На седьмой год он подарил ей много книг с раскрасками и прописями, которые пролежали на полке в комнате отца почти десять лет нетронутыми. И вот теперь он приехал... Лара запирается в своей комнате. Она уже не ребенок, всего лишь чувствительный подросток, который боялся однажды потерять то, что любила больше всего на свете – отца. Поэтому она убегала от того, кто мог принести эту непоправимую потерю. Каждый раз она только лишь выглядывала из-за двери, чтобы удостовериться, что все в порядке. В этот момент Александр поднимается из-за стола и произносит ту единственную фразу, которая на долгие годы меняет отношение к нему девочки: - Она умерла. Сколько грусти и отчаяния в этом голосе. На ресницах девочки застыли слезы. Почему-то в тот же момент она вспомнила лицо папеньки, склонившегося, чтобы поцеловать в последний раз маму. Лара тихонько закрыла дверцу в комнату... Утром Александр Блок отбывал на фронт. Лара бежала на Станцию, спотыкаясь почти о каждый камень. Волосы растрепались, платок, покрывающий голову, слетел, а юбка запачкалась в пыли. Она бежит мимо вагонов, сжимая в руках плетеную корзинку. Лара видит, как офицер поднимается в вагон и окликает его. «Дядя Саша!» И когда он оборачивается, она вручает ему корзинку с пирогом. А потом даже машет платочком. Ларе двадцать пять лет. И она снова ненавидит Генерала Пепла, самого страшного и самого жестокого человека на свете.
- Поставь ребенка на место, - Равель с напускной суровостью, которая ему не шла ну никак, уже в который раз пытался помешать дочери залезть на его друга. Уже битый час Лара смеялась, катаясь на плечах у полковника Блока. Видно было, что папочка никак не мог нарадоваться, но ребенка скоро нужно было укладывать спать, а она продолжала веселиться и изматывать гостя. – Лара, немедленно слезай с дяди! – его голос совершенно не казался злым или жестким, наоборот, в этом «приказе» звучала какая-то нежность, забота и, кроме того, веселье.
Александр был вынужден подчиниться под красноречивым взглядом своего армейского товарища и поставить деточку на землю. Лара с крайне недовольным лицом скрестила руки на груди, и Блок снова поддался: он махнул рукой на недовольство Равеля и снова закружил девочку по комнате.
- Почему ты не женишься снова, Павел? – постукивая пальцами по столу, Александр задумчиво поглядывал в сторону комнаты Ларисы. – Знаешь, если начнется война, она останется одна. Тебя это не волнует?
- Не тебе говорить мне о женитьбе, Блок, - в голосе старшего лейтенанта зазвучало раздражение. Всегда, когда товарищ затевал этот разговор, все заканчивалось одинаково: Блок вспыхивал, точно спичка и наутро уезжал. – Я не хочу ничего слышать о войне. Ты уже помешался на своих сражениях. Тебе самому давно пора завести семью. А то так скоро моя дочь тебя вторым отцом считать станет.
- Замолчи сейчас же. Семья – не мое, - мрачно ответил Александр, поднимаясь из-за стола. – Спокойной ночи.
А утром он все-таки ушел. Когда он смотрит на своего друга, на то, как он возится с маленькой дочкой, полковнику становится невыносимо больно от осознания собственного одиночества.
мимокайман
- Ой, а кто это здесь? Кто это тут такой красивый выбежал? Что это за принцесса? – Александр снимает перед будущей прекрасной леди фуражку и присаживается на корточки прямо напротив встречающей его девочки.
Лариса смущенно улыбается, что приводит офицера в огромный восторг. Забыв про то, что приехал к армейскому товарищу, он крутился вокруг ребенка, про которого так часто писал Равель, и задаривал небольшими подарками из Столицы: карамель, шоколад, альбом для рисования, детский чайный сервиз из столичного фарфора. Равель давно смирился с тем, что, если Блок что-то решил сделать, ничто не сможет его остановить: врожденное упрямство. Как у осла.
- Дядя Саша, пойдемте чай пить, - Лара хватает офицера за палец и тащит за собой в комнату, в которой был накрыт детский столик, окруженный плюшевыми игрушками и куклами. Игрушечное чаепитие снова заставило Александра улыбнуться. А Лара уже любила его, он своевременно завоевал расположение ребенка, перехватив все ее внимание. Интересно, Равель сейчас ревнует? – с некоторым злорадством подумал Блок, усаживаясь на маленький стул, на котором едва помещался ввиду своего выдающегося роста.
Зато чай был настоящий. И очень вкусный, в Ларе еще с детства наблюдались задатки настоящей хозяйки. Как успел заметить Александр, Лариса всегда слушалась своего папу и помогала ему во всем. Глядя на них, невозможно было не умиляться.
Лара сидела на стульчике напротив и наливала чай для медведя.
- Вы ведь позаботитесь о папе, дядя Саша?
341 слово.
Мало кто знает - старшный Пепел любит детей. Просто на войне ему негде показывать этой любви, а своей семьи у него нет и не предвидиться - бесконечные бои, командировки и прочие прелести армейской жизни отнюдь не располагают...
Ларочка смеется, сидя на коленях у отца и вертя его ладонь перед глазами. Двух её ладошек не хватит, чтобы обхватить его запястье, и она с удовольствием касается шершавой кожи, пересчитывает пальцы, разглядывает линии. Ей всего три года. Ей очень интересно, как устроены другие люди - так же, как она, или всё-таки по-другому?
Равель не обращает на забавы дочери внимания. Привык, давно уже привык, и даже когда Ларочка до боли дергает его за руку, он не прерывает разговора. В конце концов, к нему приехал старый друг, и у них есть столько тем для беседы, что тратить время на что-то другое - преступление. Сейчас они говорят о войне - единственной женщине в жизне Блока, второй после погибшей жены у капитана.
Планы наступления и отступления, мысли о том, куда Власти напрявят армию, и воспоминания о старых добрых днях, которые добрыми можно звать только вот так, у камина, в теплом уютном доме, баюкая ребенка на руках... Равель не замечает, как смотрит на Ларочку Пепел. Странный у него взгляд. Неизбывная, глубоко запрятанная тоска на дне глаз...
Девочка поднимает голову. Смотрит в овтет, насупившись, надув губки. Она побаивается папиного друга, прячется отцу за спину и крепко держится за его штанину, но сейчас, как и все дети чуткая, она чувствует чужое одиночество и чужую грусть. И думает про себя, что, может быть, этот страшный человек всё-таки хороший? Или плохим тоже бывает грустно и одиноко?
Сложный вопрос для трехлетнего ребенка.
Запутавшись в собственных умозаключениях, она сползает с отцовских колен - робкая, тихая девочка, укрывающаяся от любого чужого внимания - тихонько подходит к Александру. Смотрит снизу вверх большими светлыми глазами. Она не капризна, застенчива, самостоятельна - настоящая дочь офицера.
Мужчины замолкают, глядя на неожиданно решившую проявить инициативу Ларочку. А она неувренно улыбается, протягивает руки.
Вскоре она уже сидит на коленях у Пепла, и с интересом разглядывает его ладонь, как до этого - отцовскую.
Когда Пепел приезжает в Город, все вокруг точно затихает. И Лара, уже к этому времени знакомая со словом «война», настораживается. Она знает, что такое затишье никогда не приносит счастья и успокоения. Она знает, что когда-нибудь Генерал Пепел придет за отцом.
Лара помнила каждый приезд этого мужчины, который входил в их дом неизменно тяжелым шагом. Помнила, как он снимал полевую шинель, чьи полы были покрыты грязью. Помнила, как мрачно протягивал руку отцу, и как сердечно папа сжимал ее, точно был невообразимо рад товарищу. Лара же еще в детстве не желала приближаться к гостю, от которого так и веяло запахом войны.
Когда ей было три года, ей рассказывал отец, Блок сам укладывал ее спать. По крайней мере, пытался, потому что в его руках она всегда громко плакала.
Ларе пять лет, и Блок привозит из Столицы дорогие игрушки, но она тут же засовывает их подальше в сундук, даже не стесняясь присутствия гостя.
На седьмой год он подарил ей много книг с раскрасками и прописями, которые пролежали на полке в комнате отца почти десять лет нетронутыми.
И вот теперь он приехал...
Лара запирается в своей комнате. Она уже не ребенок, всего лишь чувствительный подросток, который боялся однажды потерять то, что любила больше всего на свете – отца. Поэтому она убегала от того, кто мог принести эту непоправимую потерю. Каждый раз она только лишь выглядывала из-за двери, чтобы удостовериться, что все в порядке.
В этот момент Александр поднимается из-за стола и произносит ту единственную фразу, которая на долгие годы меняет отношение к нему девочки:
- Она умерла.
Сколько грусти и отчаяния в этом голосе. На ресницах девочки застыли слезы. Почему-то в тот же момент она вспомнила лицо папеньки, склонившегося, чтобы поцеловать в последний раз маму. Лара тихонько закрыла дверцу в комнату...
Утром Александр Блок отбывал на фронт. Лара бежала на Станцию, спотыкаясь почти о каждый камень. Волосы растрепались, платок, покрывающий голову, слетел, а юбка запачкалась в пыли. Она бежит мимо вагонов, сжимая в руках плетеную корзинку.
Лара видит, как офицер поднимается в вагон и окликает его. «Дядя Саша!» И когда он оборачивается, она вручает ему корзинку с пирогом. А потом даже машет платочком.
Ларе двадцать пять лет. И она снова ненавидит Генерала Пепла, самого страшного и самого жестокого человека на свете.
читатель просто
четвертое
очень-очень сильно вообще
слово цензурное не подбирается даже
Зокащщек
автор 1, 2 и 4 исполнения)
Я вас тоже очень люблю, доктор )
Этак у вас гарем образуется - каждому автору руку и сердце предлагать.Автор 3.
А шо, я согласный, я вас всех буду одинаково любить :3