Множество их приходило под сумрачную сень храма искусства. Девы и дети, юнцы и старики. Глупая серая массовка, и истинные герои представления. Безумцы и гении. Тупые падальщики, склонные добивать и линчевать, и несчастные рыцари, стремящиеся лишь понять. Шаги их гулко отзывались под высоким потолком. Голоса преломлялись, становясь жалкими пародиями на былое звучание. Тени заливали их, наваливались на плечи тяжелым плащом. Запах декораций забивался в ноздри. Он встречал их на сцене, приглашая сражаться на исконной его территории, превратить всё в фарс, в постановку, в комедию, драму. Глядел бесовскими желтыми глазами. Кроил непонимающую маску на истинное свое лицо. Мягко протягивал руку, приветствуя пришедшего. И - слушал. Все, в чем склонны были обвинить, всё, что норовили обратить в вину. Слушал - и молчал, улыбаясь со странным значением. Многие сбегали от одной его улыбки, от взгляда золотых глаз. Многие сбегали от его молчания, полного несказанных слов. Многие уходили, отчаявшись дождаться ответа. Только один черноволосый врач с мудрыми змеиными глазами, бросивший ему в лицо "Дьявол!", услышал в спину по-кошачьи вкрадчивое: "Нет, не дьявол. Судьба..." и поспешил захлопнуть дверь, отгораживаясь от смеющегося всесильного безумца. ...После он старался никогда не вспоминать этот смех.
В тенистом парке вечер. Белый фонарь бросает черные тени к ногам маленьких демиургов, с безжалостной ясностью высвечивает песочный город во всем его несовершенстве. Дома осыпаются по краям, сползает хрустальный рог. Старые, нелюбимые куклы, шутки ради засунутые в песочницу, кажутся совсем выцветшими и безликими. Скоро зарядят осенние дожди, и игре придет конец. Но пока дети ещё не оставили её. Что-то судят и решают, склонившись к городку, вырывают кукол друг у друга из рук, то плачут, то смеются. Они сами боятся поселившейся в песочнице силы. Они даже рады, что скоро всё кончится. Он возникает за их спинами словно из ниоткуда - выходит ли из теней, вырастает из-под земли, ткнется из воздуха - не понять. Высокий мужчина в сиреневом фраке. Светлые волосы тщательно уложены. Губы кривит брезгливая усмешка. В правой руке его трость. В левой - крючья, какими распускают по швам негодных старых кукол... Дети оборачиваются одновременно. Девочка ахает, раскрывает рот в гримасе безграничного удивления и ужаса. Мальчик заслоняет сестренку плечом, отодвигает себе за спину, словно его заступничество может что-то изменить. Оба они знают пришедшего. Знают - и бояться. Не было в их игре куклы в сиреневом фраке. Не было игрушки с золотыми глазами. Но однажды - появилась. Всегда яркая, нарядная, всегда глядящая презрительно и насмешливо, захватившая себе Театр, предназначавшийся другому. Выкидывали - возвращалась. Заклинали уйти - не слушалась. Приказывали на правах хозяев - и не получали ответа. Своевольная кукла-кукловод, первый вестник того, что игра уже не их... Он смотрит на них, склонив голову на бок. Улыбается. А воздух звенит от ненависти, от желания убивать и калечить. Они не придумывали его, как остальных. Они просто знают, что он умеет. -Прекрасная ночь, не правда ли, всемогущие Власти? Прекрасная ночь для истины, для развязки, катарсиса... Возможно, смерти. - он смеется, глядя на перекривленные ужасом детские лица. Он не умеет жалеть детей. А если умеет - то точно не этих, из-за которых началось безумие, из-за которых столько хороших кукол чуть не были окончательно загублены. Настоящий кукловод бережет своих кукол. Настоящий кукловод тут он. -Уходи, Марк, - говорит ему мальчик, стараясь, чтобы голос не дрожал - Уходи. -А не то что? - недобро вскидывает подбородок названный Марком - Посадите в наказание в Театр-коробку?..
...Сидя на краю песочницы, баюкая в ладонях одну из измученных кукол, он улыбнется, вспомнив выкрик девочки - тонкий, отчаянный, сорвавшийся на конце - "Ты - дьявол! Дьявол!". Улыбнется, тихонько пропоет: -Нет, я не дьявол. Я судьба, что хуже в сотни раз... - и согнется, обнимая несчастных своих тряпочных актеров, совсем потускневших и истрепавшихся в неумелых руках. Кровь в свете фонаря - совсем не страшная. Почти черная. До рассвета всего пара часов... Он посидит ещё немного. А потом уложит кукол в объемистую сумку, и, опираясь на трость, насвистывая что-то, пойдет к выходу из парка. Солнце встретит его у ворот, и он словно бы растворится в бледном свете самого раннего утра. Конечно, ни его, ни кукол, не найдут.
-
-
13.01.2012 в 22:49185 слов.
Множество их приходило под сумрачную сень храма искусства. Девы и дети, юнцы и старики. Глупая серая массовка, и истинные герои представления. Безумцы и гении. Тупые падальщики, склонные добивать и линчевать, и несчастные рыцари, стремящиеся лишь понять. Шаги их гулко отзывались под высоким потолком. Голоса преломлялись, становясь жалкими пародиями на былое звучание. Тени заливали их, наваливались на плечи тяжелым плащом. Запах декораций забивался в ноздри.
Он встречал их на сцене, приглашая сражаться на исконной его территории, превратить всё в фарс, в постановку, в комедию, драму. Глядел бесовскими желтыми глазами. Кроил непонимающую маску на истинное свое лицо. Мягко протягивал руку, приветствуя пришедшего. И - слушал. Все, в чем склонны были обвинить, всё, что норовили обратить в вину. Слушал - и молчал, улыбаясь со странным значением. Многие сбегали от одной его улыбки, от взгляда золотых глаз. Многие сбегали от его молчания, полного несказанных слов. Многие уходили, отчаявшись дождаться ответа.
Только один черноволосый врач с мудрыми змеиными глазами, бросивший ему в лицо "Дьявол!", услышал в спину по-кошачьи вкрадчивое: "Нет, не дьявол. Судьба..." и поспешил захлопнуть дверь, отгораживаясь от смеющегося всесильного безумца.
...После он старался никогда не вспоминать этот смех.
-
-
13.01.2012 в 22:54сами-знаете-кто
Гюльчатай, открой личико :3
-
-
13.01.2012 в 23:21472 слова.
В тенистом парке вечер. Белый фонарь бросает черные тени к ногам маленьких демиургов, с безжалостной ясностью высвечивает песочный город во всем его несовершенстве. Дома осыпаются по краям, сползает хрустальный рог. Старые, нелюбимые куклы, шутки ради засунутые в песочницу, кажутся совсем выцветшими и безликими. Скоро зарядят осенние дожди, и игре придет конец. Но пока дети ещё не оставили её. Что-то судят и решают, склонившись к городку, вырывают кукол друг у друга из рук, то плачут, то смеются. Они сами боятся поселившейся в песочнице силы. Они даже рады, что скоро всё кончится.
Он возникает за их спинами словно из ниоткуда - выходит ли из теней, вырастает из-под земли, ткнется из воздуха - не понять. Высокий мужчина в сиреневом фраке. Светлые волосы тщательно уложены. Губы кривит брезгливая усмешка. В правой руке его трость. В левой - крючья, какими распускают по швам негодных старых кукол...
Дети оборачиваются одновременно. Девочка ахает, раскрывает рот в гримасе безграничного удивления и ужаса. Мальчик заслоняет сестренку плечом, отодвигает себе за спину, словно его заступничество может что-то изменить. Оба они знают пришедшего. Знают - и бояться.
Не было в их игре куклы в сиреневом фраке. Не было игрушки с золотыми глазами. Но однажды - появилась. Всегда яркая, нарядная, всегда глядящая презрительно и насмешливо, захватившая себе Театр, предназначавшийся другому. Выкидывали - возвращалась. Заклинали уйти - не слушалась. Приказывали на правах хозяев - и не получали ответа. Своевольная кукла-кукловод, первый вестник того, что игра уже не их...
Он смотрит на них, склонив голову на бок. Улыбается. А воздух звенит от ненависти, от желания убивать и калечить. Они не придумывали его, как остальных. Они просто знают, что он умеет.
-Прекрасная ночь, не правда ли, всемогущие Власти? Прекрасная ночь для истины, для развязки, катарсиса... Возможно, смерти. - он смеется, глядя на перекривленные ужасом детские лица. Он не умеет жалеть детей. А если умеет - то точно не этих, из-за которых началось безумие, из-за которых столько хороших кукол чуть не были окончательно загублены. Настоящий кукловод бережет своих кукол.
Настоящий кукловод тут он.
-Уходи, Марк, - говорит ему мальчик, стараясь, чтобы голос не дрожал - Уходи.
-А не то что? - недобро вскидывает подбородок названный Марком - Посадите в наказание в Театр-коробку?..
...Сидя на краю песочницы, баюкая в ладонях одну из измученных кукол, он улыбнется, вспомнив выкрик девочки - тонкий, отчаянный, сорвавшийся на конце - "Ты - дьявол! Дьявол!". Улыбнется, тихонько пропоет:
-Нет, я не дьявол. Я судьба, что хуже в сотни раз... - и согнется, обнимая несчастных своих тряпочных актеров, совсем потускневших и истрепавшихся в неумелых руках.
Кровь в свете фонаря - совсем не страшная. Почти черная. До рассвета всего пара часов...
Он посидит ещё немного. А потом уложит кукол в объемистую сумку, и, опираясь на трость, насвистывая что-то, пойдет к выходу из парка. Солнце встретит его у ворот, и он словно бы растворится в бледном свете самого раннего утра.
Конечно, ни его, ни кукол, не найдут.
-
-
13.01.2012 в 23:29-
-
13.01.2012 в 23:34Ну, грех было пройти мимо такой замечательной заявки ^_^
-
-
14.01.2012 в 10:57