Он возвращается под утро, в тот волшебный сиреневый час, когда Степь ещё спит. Никогда не замолкающая до конца, она почти затихает. Только травы шелестят, только сонно вздыхают быки... Он идет легко, пружинисто. Походный рюкзак за плечами едва слышно погромыхивает при каждом шаге, тихо шуршит в нем бумага. Там карты, бутыль с водой, спальник... Он вырос, но Степь не забыл. И частенько уходит в неё - слушать, смотреть, молчать. Она дожидается его, сидя на рельсах. Полуприкрытые глаза, черные волосы струятся водопадом, лицо тяжелое, но уже не угрюмое, как было в детстве, а покойное. Она, кажется, что-то напевает под нос, гладит землю чуткими пальцами. Платье на ней светло-коричневое, очень простое. Она ведь так и не научилась носить вычурные столичные наряды... Куколка сидит тут же, у её ног. Тряпичный уродец, которого она так и не оставила, став взрослой. Он улыбается, походя. На самом деле - они всё те же дети. Светлоголовый мальчишка-разведчик, и сирота, живущая на самой границе Степи... Никто из их стаи не вырос по-настоящему - так же отражаются грани уничтоженного Многогранника в глазах Хана, так же бинтует малышам коленки Капелла, так же слушает мертвых Ласка, а кот Артист всюду сопровождает Ноткина. Они - всё те же, и это хорошо. На этом стоит Город. Он присаживается с ней рядом, привлекает к себе за плечи. С ней очень хорошо молчать - всегда ясно, что она могла бы сказать, если бы захотела - и и он улыбается, вдыхая идущий от неё аромат трав. Правильно рассудила Светлая - они хорошо уживаются, даже, кажется, любят друг друга... -Светает... - говорит она тихо. Выговор так и остался тяжелым, медленным, никуда не делась детская привычка... -Светает, - соглашается он. Над Степью розовеет рассвет.
Он возвращается под утро, в тот волшебный сиреневый час, когда Степь ещё спит. Никогда не замолкающая до конца, она почти затихает. Только травы шелестят, только сонно вздыхают быки... Он идет легко, пружинисто. Походный рюкзак за плечами едва слышно погромыхивает при каждом шаге, тихо шуршит в нем бумага. Там карты, бутыль с водой, спальник... Он вырос, но Степь не забыл. И частенько уходит в неё - слушать, смотреть, молчать.
Она дожидается его, сидя на рельсах. Полуприкрытые глаза, черные волосы струятся водопадом, лицо тяжелое, но уже не угрюмое, как было в детстве, а покойное. Она, кажется, что-то напевает под нос, гладит землю чуткими пальцами. Платье на ней светло-коричневое, очень простое. Она ведь так и не научилась носить вычурные столичные наряды... Куколка сидит тут же, у её ног. Тряпичный уродец, которого она так и не оставила, став взрослой.
Он улыбается, походя. На самом деле - они всё те же дети. Светлоголовый мальчишка-разведчик, и сирота, живущая на самой границе Степи... Никто из их стаи не вырос по-настоящему - так же отражаются грани уничтоженного Многогранника в глазах Хана, так же бинтует малышам коленки Капелла, так же слушает мертвых Ласка, а кот Артист всюду сопровождает Ноткина. Они - всё те же, и это хорошо. На этом стоит Город.
Он присаживается с ней рядом, привлекает к себе за плечи. С ней очень хорошо молчать - всегда ясно, что она могла бы сказать, если бы захотела - и и он улыбается, вдыхая идущий от неё аромат трав. Правильно рассудила Светлая - они хорошо уживаются, даже, кажется, любят друг друга...
-Светает... - говорит она тихо. Выговор так и остался тяжелым, медленным, никуда не делась детская привычка...
-Светает, - соглашается он.
Над Степью розовеет рассвет.
Автор, спасибо! Покажетесь?
Заказчик.
мимокайман
Автор.
Доктор догадывался)