Сдерживать две могущественные силы, вечно быть между молотом и наковальней - сущее проклятие и самоотверженная честь. Катерина служит древней Земле и Закону, равняющему чаши любых весов. Пока она молода, пока сильна, для неё нет невозможного в пределах установленного ним. И она решительно не понимает, зачем приходит к её порогу Светлая. Но тяжёлое, давящее напряжение в висках отступает по приближении той, и Земляная Хозяйка не возражает. Такие, как они, вольны находиться где угодно в своих владениях. "Между чёрным и алым я предпочту чёрный," - размыто объясняет Виктория своё предпочтение подобной компании. Гордый лебедь, уделяющий внимание вещунье-вороне - что может быть нелепее... Увы, Сабурова ещё не осознаёт, что помощь милосердной Ольгимской ей куда нужнее, чем Нине. И не предвидит, в отличие от других Хозяек, что недалеко то время, когда кроме мужа некому будет даже добрым словом облегчить могильноплитную тяжесть.
Сдерживать две могущественные силы, вечно быть между молотом и наковальней - сущее проклятие и самоотверженная честь. Катерина служит древней Земле и Закону, равняющему чаши любых весов. Пока она молода, пока сильна, для неё нет невозможного в пределах установленного ним.
И она решительно не понимает, зачем приходит к её порогу Светлая. Но тяжёлое, давящее напряжение в висках отступает по приближении той, и Земляная Хозяйка не возражает. Такие, как они, вольны находиться где угодно в своих владениях.
"Между чёрным и алым я предпочту чёрный," - размыто объясняет Виктория своё предпочтение подобной компании. Гордый лебедь, уделяющий внимание вещунье-вороне - что может быть нелепее... Увы, Сабурова ещё не осознаёт, что помощь милосердной Ольгимской ей куда нужнее, чем Нине. И не предвидит, в отличие от других Хозяек, что недалеко то время, когда кроме мужа некому будет даже добрым словом облегчить могильноплитную тяжесть.