Совещание в Соборе началось на закате и продолжалось всю ночь. Обсуждались мельчайшие детали, составлялись бесконечные списки, несколько человек были отправлены с поручениями в разные концы Города. Когда наконец последние вопросы были улажены, до рассвета оставалось совсем немного. Каменный двор был сегодня чист, и выйдя из Собора они некоторое время просто стояли на ступенях, вдыхая бодрящий холодный воздух. Сладковатый запах гнили уже не смущал — притерпелись. Голова Артемия гудела после бессонной ночи. Он так устал, что уже не мог сосредоточиться на том, что говорили остальные. Тупо, отстраненно перебирал в уме ошибки прошедших дней. Интересно, какая из них стала фатальной? Предрассветные сумерки постепенно таяли, из тьмы все отчетливей проступали очертания окружающего мира. Мрачные, выглядящие заброшенными Горны. Уродливая груда искореженного металла и битого стекла, черневшая там, где еще недавно тянулся к небу Многогранник — все еще большая, хоть и уменьшившаяся за последние дни в несколько раз. Сейчас, пожалуй, потребовалась бы всего пара дней, чтобы закончить разбирать обломки и добраться до погребенного под ними источника. Только вот через пару дней готовить из этой крови панацею будет уже некому. Башня — первая и самая страшная ошибка. Вторая? Вторая, наверное, Каины. Потеря Хана дорого им обошлась. Мог ли он по словам и поступкам Виктора понять, насколько тот был не в себе? Мог догадаться, что возглас «Мама!», столь необычный для Хана, был не просто проявлением удивления или испуга? Наверняка мог. Но не догадался, позволил Хану уйти в Горны вслед за отцом. Но если бы и догадался — имел ли он право ради Хана оставить детей, которых нужно было через весь зараженный Город доставить в безопасное место? Так или иначе — по его вине тысяча детей Многогранника остались без своего лидера. Почти никто из них не желал слушать Ноткина. Некоторые не желали слушать даже Капеллу... Его размышления прервал напряженный голос Влада: — Идемте. Сборы потребуют времени, а уходить вам нужно как можно скорее.
По пути к Станции им то и дело встречались остатки наскоро возведенных баррикад — следы его попыток изолировать всех зараженных в заколоченные кварталы. Бесполезных попыток — болезнь практически невозможно было заметить на ранней стадии, так что заразные больные то и дело среди здоровых на первый взгляд людей. Среди тех, кто разбирал обломки Многогранника. Среди тех, кто распределял скудные запасы еды и лекарств. Среди тех, кто обустраивал прибежище для детей. Могла ли изоляция сработать в самые первые дни эпидемии, когда болезнь еще не разнеслась по всему Городу, и против нее выступало не только его чутье, но и опыт Стаха Рубина, и знания Бакалавра? Почему никто из них тогда не подумал об этом? Почему не подумал об этом он сам? — ...дети из разных групп ни в коем случае не должны контактировать друг с другом, — Влад все никак не мог успокоиться, снова и снова повторял то, что и так уже было обговорено, — Иначе, если мы пропустим хоть одно больного, — потеряем всех. ...может, не стоило позволять Владу брать ситуацию в свои руки? Но Влад был последним членом правящей семьи, еще имевшим в городе хоть какой-то авторитет. А разногласия между Владом и Оспиной, которые он так и не сумел пресечь? Если бы не ненависть, которую эти двое питали друг к друг, Оспина, возможно, согласилась бы послать Червей на разборку завалов, которой руководил Влад — и они успели бы добыть кровь до того, как ситуация стала безнадежной. Может быть, Влад, в свою очередь, не принял бы в штыки идею выслать детей из города и разместить их в Степи, в пастушьих шатрах, — тогда зараза не пробралась бы в один из складских бараков, куда поселили беженцев из Многогранника...
Над Станцией висела тишина. Тяжелая, почти осязаемая, сотканная из молчания множества людей. Дети уже были тут, распределенные по группам, готовые выступать. Навстречу пришедшим вышла потерянная, заплаканная Капелла. — У меня все готово, — сказала она непривычно тонким голосом, —А Ноткин со старшими еще не вернулся. — Сколько вас? — спросил Влад — Тридцать две группы. По двадцать пять человек, в некоторых чуть больше. Меньше девятисот, подумал Артемий. Мы потеряли каждого четвертого. Каждого четвертого. Влад, видимо, тоже подсчитал. На секунду его лицо исказилось болезненной гримасой. Он хотел спросить что-то еще, но тут послышались голоса и шаги. Это возвращались Ноткин и мальчишки из его банды, уходившие за спрятанными на Складах припасами. Бурдюки с чистой водой. Жалкие остатки еды и лекарств, изъятые по приказу Влада со складов и из магазинов, по крупицам собранные со всего Города. Тюки с одеялами, закупленными, видимо, для обустройства Термитника. Оружие — его получили взрослые и несколько подростков, на которых указал Ноткин. Дети вяло зашевелились: разбирали мешки и коробки, шепотом спорили, кому что нести. Их вид не на шутку тревожил Артемия. Влад сказал, до соседнего городка двое суток пути по рельсам. Но это взрослому, а сколько понадобится уставшим, ослабевшим от голода детям? Наконец, все были в сборе. Восемь сотен детей и дюжина сопровождавших их взрослых, все, кроме Артемия, — отцы кого-то из младших. Влад оставался, он не желал покидать Город, не объяснив выжившим, почему оставил их без провианта, лекарств, питьевой воды, почему не дал протянуть лишние два или три дня. Прощаться с уходящими он не стал, только сказал Артемию: — Вы обещали Капелле, что поможете ей. Постарайтесь, чтобы все это было не зря. — и скрылся в лабиринте Складов. Некоторое время Артемий смотрел ему вслед. А потом первая группа тронулась, тронулись и остальные, и он тоже зашагал вперед, стараясь больше не оборачиваться. Вскоре кто-то из младших детей запел, не выдержав повисшей над колоннами тишины,. Его тонкий, резкий голос то и дело срывался, а песня — старинная песенка о возвращении домой — звучала издевкой, но никто не решился его остановить. С мутных небес падал мелкий колючий снег — первый в этом году. Воздух был свеж и отдавал горечью, и только изредка ветер доносил до них смрадное дыхание умирающего Города. Наступало утро двадцать первого дня.
Исполнение 1. Внелимит, 917 слов
Прямо захотелось почитать про это макси - хотя, может, и не нужно, концентрированное оно такое отличное.