Двери Управы глухо захлопнулись прямо перед носом. Толпа все визжит; Даниила волокут по каменному полу и забрасывают в камеру, особо не церемонясь.
У Даниила болят все кости и мышцы разом, как будто его отравили. Скорее всего, так и было, иначе он бы сопротивлялся, но сил просто не было.
Артемий смотрит на него угрюмо. Он оброс, осунулся и похож больше на степного духа, чем на человека. Молча, он притягивает безвольное тело к себе и растирает запястья под тяжелыми кандалами. Даниил лежит у него на груди, положив голову на плечо, и почти спит. Пусть спит.
Ему-то руки приковали цепями к стене. С места особо не сдвинешься, но хоть размяться можно. Артемий думает, что в одной камере они оказались по ошибке - судя по синякам на лице, шее, и еще Суок знает, где, на всем теле Даниила, их палачам милосердие чуждо.
- За что нас судят в этот раз? - спрашивает Даниил, с трудом разлепляя сухие губы. - Меня прелюбодеем обозвали. Не помню, чтобы увел чью-то жену, - он давится кашлем, - или мужа.
Артемий не хочет отвечать, облечь в слова страшную правду - значит, сделать ее неотвратимой.
- О как, - Даниил понимает все без слов, - значит, не за чужую жену.
С тех пор, как Самозванка победила на Совете, она любым способом пыталась избавиться от соперников. Два раза Бакалавра вынимала из петли чужими руками Мария, только теперь нет ее: не выдержала, отправилась к матери. Три раза Гаруспика готова была растерзать толпа, и только Капелла светлыми руками, словно крыльями, отводила ее гнев. Нет и Виктории больше: как вышла за Каспара Каина замуж, так и пропала вся ее сила, как растворилась.
А как Самозванка извела всех хозяек, как перемолола кости своих порученных на панацею, так и третья вспышка случилась.
Артемий видел, как однажды утром над Горхоном поднялся молочно-белый густой туман, как он потек по мостам и улицам. Увидел, как белый зеленеет и оседает ржавой пылью на улицах.
В то утро язва и вернулась.
И в то же утро Самозванке крыса на хвосте принесла, что с восходом солнца Артемий стоял на пороге Омутов, и на прощание его целовала не Ева Ян.
- А они нас просто так убьют, потому что содомиты и прелюбодеи, или еще за чуму? - спрашивает Даниил уже более уверенным голосом, - впрочем, разница-то.
Артемий молчит. Артемий перебирает волосы Даниила, и умоляет мать Бодхо, чтобы та приняла их прах, не разлучила, дала пропасти вместе савьюром и твирью; просит Суок, чтобы та дала им вечность скитаться по Степи, не знать покоя, но не расставаться. Он даже пытается услышать голос Марии среди звона Многогранника - пусть хоть Даниила к себе заберет. А Артемий будет течь серыми горхонскими водами, омывать подножие Хрустальной башни, и выслушивать ноту, на которой будет звучать Даниил.
Времени на просьбы у него мало.
За ними приходят. Восемь мужчин, одинаковые злые лица - Даниила у него отнимают и так же грубо волокут прочь из здания; его самого отстегивают и связывают. Боятся.
Он бы вырвался. Разорвал бы веревки, убил бы охранников - только смысл, выйдет - и толпа растерзает его, словно стая стервятников. И Даниила так не спасешь. А зачем бежать, сопротивляться, если без него?
За одно Артемий благодарен - ведут их явно к степи. Значит, есть надежда, что придет мать, заберет их души прочь, сохранит, есть надежда. Даниил впереди начинает кричать и брыкаться - яд перестал действовать. Его бьют кулаком в живот, и он задыхается.
Артемий не выдерживает.
Он приходит в себя, только когда слышит крик "Эту кровь нельзя проливать, она нечистая!", и видит мужчину, убирающего нож от его горла. Рядом лежат разорванные веревки и бесчувственные тела. Видимо, его тоже опоили чем-то, раз из памяти выпадают куски. Силы покидают его в этот же момент.
И конечно же, их не сжигают вместе.
Артемий может смотреть прямо в глаза Даниилу, когда их привязывают. Артемий гордится тем, что взгляд у Даниила гордый и злой, несломленный.
Он просит мать: посмотри на эту душу, забери хотя бы ее, вместо меня, утешь, сохрани. Но когда огонь занимается, и жар опаляет ступни, и Даниил проклинает во весь голос весь город, с силой, недоступной человеку, так, что все линии города лопаются, словно старые струны - Артемий понимает, что придет за ними Суок.
Чем гуще черный дым, тем явственнее Артемий видит: за спиной у Даниила все мертвые Каины, и Петр-самоубийца, и его зарезанный брат, и пропавший без вести Марк. Даниил похож на демона, и такой же сильный сейчас.
Суок касается костяными пальцами сведенных судорогой запястий Артемия, и он впервые приветствует ее, как давнюю подругу, а не заклятого врага.
Глупо, но Артемий вспоминает, чем их отравили. Вино. Тогда Даниил открыл старое, из Каинских погребов, вино.
Голос Даниила сливается с гулом костра. Артемий смотрит поверх пламени, ищет, что есть сил, острый темный взгляд - и находит. Больше ему ничего не нужно.
Артемий шепчет, чтобы никто не слышал, даже огонь - что любит. И чувствует, как крепкие лапы Суок тянут его куда-то вниз, и огонь отступает от его измученных ног. Он видит, как Даниила берут под руки Каины.
Гаруспик проваливается в темноту, торжествуя. Последнее, что он слыит - как скрипит зубами Самозванка от злобы, стоя между кострами.
Выражением "утопический фансервис" подразумеваю живописные черты, ассоциирующиеся с утопистами. Например, метафоры про музыку, чернокнижие, посмертная жизнь духа, ведение дел со Смертью и т.п. И отравленное вино хорошо в этом ряду смотрится очень
читать дальше
не з.
А.
З.
а.