Следовало бы поспать, но как глаза закроешь - чумные облака наваливаются ватным одеялом, душат и давят. Нельзя спать, или Язва доберётся и до головы. Умом болеть им точно нельзя.
Вот когда совсем ноги перестанут держать - тогда можно.
Артемий отчего-то сидел прямо на полу комнаты Даниила; хотя и у самого Данковского сил встать нет вовсе. Усталость залила ноги, но взгляд начал потихоньку проясняться.
- Ты знаешь, что у тебя царапина на шее с мой палец? - вяло, но возмущённо спросил Бакалавр. - Видно же, что ты даже не обработал ничего. Ты так по городу ходишь, с больными общаешься? Ты заразишься и умрёшь, Бурах.
- Данковский, моя голова всё еще на месте, значит, рана незначительная. У тебя паранойя по поводу моего здоровья. И вообще, - Артемий повернул голову в сторону собеседника, мрачно ухмыляясь, - мы с тобой уже давно заразились.
Синяки под глазами Артемия были все же страшнее раны у него на шее, но Данковский не внял аргументам.
- От того, что я тебе рану промою, не помрёшь, а мне спокойнее будет. Давай, не сопротивляйся.
Спорить с бакалавром - задача труднее, чем встать. Поэтому Бурах просто стягивает рубашку и ждёт, закрыв глаза, пока Даниил роется в саквояже.
Не спать.
К его ключице прикасается что-то холодное и мокрое, но Артемий почти ничего не чувствует. Это забавно - Данковский и стакан в руках удерживает с трудом, но аккуратен во врачебных делах до безобразия.
- Что это? - Артемий приоткрывает глаза и видит, что Данковский показывает ножницами на его шею. - Ну, из всего множества странных вещей, что ты носишь, я хотел спросить про кость.
Удей молочно белеет на фоне грязного тела. Бурах касается его пальцами.
- Наследство, - отвечает он, немного помолчав, - физическое воплощение груза ответственности, что на мне есть.
На отдых есть где-то час.
Следовало бы поспать, но как глаза закроешь - чумные облака наваливаются ватным одеялом, душат и давят. Нельзя спать, или Язва доберётся и до головы. Умом болеть им точно нельзя.
Вот когда совсем ноги перестанут держать - тогда можно.
Артемий отчего-то сидел прямо на полу комнаты Даниила; хотя и у самого Данковского сил встать нет вовсе. Усталость залила ноги, но взгляд начал потихоньку проясняться.
- Ты знаешь, что у тебя царапина на шее с мой палец? - вяло, но возмущённо спросил Бакалавр. - Видно же, что ты даже не обработал ничего. Ты так по городу ходишь, с больными общаешься? Ты заразишься и умрёшь, Бурах.
- Данковский, моя голова всё еще на месте, значит, рана незначительная. У тебя паранойя по поводу моего здоровья. И вообще, - Артемий повернул голову в сторону собеседника, мрачно ухмыляясь, - мы с тобой уже давно заразились.
Синяки под глазами Артемия были все же страшнее раны у него на шее, но Данковский не внял аргументам.
- От того, что я тебе рану промою, не помрёшь, а мне спокойнее будет. Давай, не сопротивляйся.
Спорить с бакалавром - задача труднее, чем встать. Поэтому Бурах просто стягивает рубашку и ждёт, закрыв глаза, пока Даниил роется в саквояже.
Не спать.
К его ключице прикасается что-то холодное и мокрое, но Артемий почти ничего не чувствует. Это забавно - Данковский и стакан в руках удерживает с трудом, но аккуратен во врачебных делах до безобразия.
- Что это? - Артемий приоткрывает глаза и видит, что Данковский показывает ножницами на его шею. - Ну, из всего множества странных вещей, что ты носишь, я хотел спросить про кость.
Удей молочно белеет на фоне грязного тела. Бурах касается его пальцами.
- Наследство, - отвечает он, немного помолчав, - физическое воплощение груза ответственности, что на мне есть.
И снова замолкает.
- Тяжёлый? - спрашивает Даниил, подцепив кожаный шнурок.
Бурах смотрит ему в глаза.
- Сейчас гораздо легче.
заказчик