Со смертью отца и прежде не сильно-то разговорчивая Ласка замкнулась ото всех окончательно. В город она ходила редко, поскольку ела мало и нерегулярно – ее ближайшие соседи не так-то часто напоминали девочке о таких прозаических нуждах. С местной ребятней она играла редко, в эти исключительные моменты предпочитая общество самых маленьких . Самых маленьких – и Капеллы, когда та находила время вечером дойти до одного местечка у железнодорожного моста, где, сидя на нагретых за долгий летний день рельсах, поджидала ее тихая дочка кладбищенского сторожа, дитя, которое доставляло младшей Ольгимской меньше всего хлопот. Виктория уделяла Ласке достаточно внимания и еды, чтобы та не уходила с головой в свое возлюбленное королевство мертвых, однако одной земной привычки подруги нисколько не одобряла. В народе говорили все верно: отец Ласки был твириновым алкоголиком, и Ласка с самых малых лет пристрастилась к «жидкому изумруду». Крошкой, она часами болтала твирином в мутной многоразовой бутылке, наблюдая, как жидкость меняет оттенки от фисташкового до цвета камня-змеевика (такой она видела на кладбище, грубовато отполированный кабошон в глазнице тусклой темно-серой гранитной змеи, обвившей могильный камень). После смерти отца Ласку, разумеется, вредные привычки не оставили, но и в кабак Андрея Стаматина ход ей был заказан – в городе о ней говорили опасливым шепотком, но местным алкоголикам в самом угаре сам черт был не брат: вполне могли с голубых глаз принять за шабнака и прибить ни за что ни про что. Выпивку приносил один знакомый пьянчужка, за что-то благодарный ее покойному отцу, а в обмен Ласка дарила ему бинты и прикладывала к синякам холодные пальцы. По вечерам, когда было не очень жарко, а Капелла была занята в доме отца, Ласка любила выбираться на прогулку в степь – подальше от мерно гудящего на разные голоса кладбища. В степи тоненько пела твирь, но здесь все равно было в разы тише. Когда к ней однажды присоединился высокий черноволосый человек с бледным лицом, завешенным длинными сосульками волос, она не удивилась и не испугалась. Когда в ее отсутствие на кладбище приносили нового жителя, покойники часто отправлялись разыскивать хозяйку с просьбой поторопиться. - Милое видение, не согласишься ли ты разделить со мной этот фиал с волшебным зельем? – нетвердым тонким голосом осведомился Петр Стаматин. И с обидой добавил: - Брат привел домой распущенную женщину, и рядом с ними двумя я не могу выбраться из промежутка между двумя мыслями. Понимаешь? Ласка кивнула, обвила своими паучьими пальцами горлышко бутылки и сделала большой глоток. Знакомый ручеек побежал по привычному руслу, она передала бутыль архитектору и опустилась на траву, неловко замяв подол. Петр сокрушенно вздохнул: - Почему ты не в Многограннике, моя драгоценная фея? Почему не ползаешь по его телу, как сотни этих маленьких букашек, извращающих, калечащих труд моей жизни? Почему не препятствуешь духу вечной Красоты занять свое законное место? - У меня свой город, где меня все знают, - неожиданно хрипло отозвалась Ласка и приложилась к бутылке в свой черед. – Куда я пойду? На кого их оставлю? - И правильно, - Стаматин сжал кулаки и уставился туда, где угадывались очертания Башни. – Когда-нибудь я построю свой Город, где будут жить Музы и Души, где камень будет звенеть, как свирель, ветер заплетется в прихотливые разноцветные узоры, где будет раздаваться тихий хрустальный смех – и никто, никто не будет отбирать у художника его единственную отраду. Петр опрокинул в рот бутылку, но сгоряча хватил слишком много, и за воротник ему побежала тонкая струйка. - Мертвые не будут прятаться по углам, им будет не от кого прятаться, они будут всем, они заполнят дома и займут все столики в кабаках... - Не будет ни верха, ни низа; ни зимы, ни осени; ни сильных, ни слабых... - Будут петь птицы и раскачиваться ветки, а по улицам потекут ручейки воды, омывающей корни твири. - За Город, моя фея! – Петр поднялся и, покачиваясь, побрел в сторону от Ласки. Та прижала к себе опорожненную бутылку и упала на спину, улыбаясь и задремывая.
Очень здорово написано, спасибо! Характерные персонажи и много греющих сердце деталей. ^^ А аллюзии на Тургор намеренно вложены или появились сами собой? Заказчик
Правда?! )) я не могу выбраться из промежутка между двумя мыслями Город, где будут жить Музы и Души, где камень будет звенеть, как свирель, ветер заплетется в прихотливые разноцветные узоры, где будет раздаваться тихий хрустальный смех — и никто, никто не будет отбирать у художника его единственную отраду
Это ноосфера. Ничем больше объяснить не могу.) Ну, в общем, когда доберетесь до Тургора — перечитайте этот драббл обязательно. Откроетесь? )
В народе говорили все верно: отец Ласки был твириновым алкоголиком, и Ласка с самых малых лет пристрастилась к «жидкому изумруду». Крошкой, она часами болтала твирином в мутной многоразовой бутылке, наблюдая, как жидкость меняет оттенки от фисташкового до цвета камня-змеевика (такой она видела на кладбище, грубовато отполированный кабошон в глазнице тусклой темно-серой гранитной змеи, обвившей могильный камень).
После смерти отца Ласку, разумеется, вредные привычки не оставили, но и в кабак Андрея Стаматина ход ей был заказан – в городе о ней говорили опасливым шепотком, но местным алкоголикам в самом угаре сам черт был не брат: вполне могли с голубых глаз принять за шабнака и прибить ни за что ни про что. Выпивку приносил один знакомый пьянчужка, за что-то благодарный ее покойному отцу, а в обмен Ласка дарила ему бинты и прикладывала к синякам холодные пальцы.
По вечерам, когда было не очень жарко, а Капелла была занята в доме отца, Ласка любила выбираться на прогулку в степь – подальше от мерно гудящего на разные голоса кладбища. В степи тоненько пела твирь, но здесь все равно было в разы тише.
Когда к ней однажды присоединился высокий черноволосый человек с бледным лицом, завешенным длинными сосульками волос, она не удивилась и не испугалась. Когда в ее отсутствие на кладбище приносили нового жителя, покойники часто отправлялись разыскивать хозяйку с просьбой поторопиться.
- Милое видение, не согласишься ли ты разделить со мной этот фиал с волшебным зельем? – нетвердым тонким голосом осведомился Петр Стаматин. И с обидой добавил:
- Брат привел домой распущенную женщину, и рядом с ними двумя я не могу выбраться из промежутка между двумя мыслями. Понимаешь?
Ласка кивнула, обвила своими паучьими пальцами горлышко бутылки и сделала большой глоток. Знакомый ручеек побежал по привычному руслу, она передала бутыль архитектору и опустилась на траву, неловко замяв подол.
Петр сокрушенно вздохнул:
- Почему ты не в Многограннике, моя драгоценная фея? Почему не ползаешь по его телу, как сотни этих маленьких букашек, извращающих, калечащих труд моей жизни? Почему не препятствуешь духу вечной Красоты занять свое законное место?
- У меня свой город, где меня все знают, - неожиданно хрипло отозвалась Ласка и приложилась к бутылке в свой черед. – Куда я пойду? На кого их оставлю?
- И правильно, - Стаматин сжал кулаки и уставился туда, где угадывались очертания Башни. – Когда-нибудь я построю свой Город, где будут жить Музы и Души, где камень будет звенеть, как свирель, ветер заплетется в прихотливые разноцветные узоры, где будет раздаваться тихий хрустальный смех – и никто, никто не будет отбирать у художника его единственную отраду.
Петр опрокинул в рот бутылку, но сгоряча хватил слишком много, и за воротник ему побежала тонкая струйка.
- Мертвые не будут прятаться по углам, им будет не от кого прятаться, они будут всем, они заполнят дома и займут все столики в кабаках...
- Не будет ни верха, ни низа; ни зимы, ни осени; ни сильных, ни слабых...
- Будут петь птицы и раскачиваться ветки, а по улицам потекут ручейки воды, омывающей корни твири.
- За Город, моя фея! – Петр поднялся и, покачиваясь, побрел в сторону от Ласки. Та прижала к себе опорожненную бутылку и упала на спину, улыбаясь и задремывая.
Характерные персонажи и много греющих сердце деталей. ^^
А аллюзии на Тургор намеренно вложены или появились сами собой?
Заказчик
а в чем сходство?
я не могу выбраться из промежутка между двумя мыслями
Город, где будут жить Музы и Души, где камень будет звенеть, как свирель, ветер заплетется в прихотливые разноцветные узоры, где будет раздаваться тихий хрустальный смех — и никто, никто не будет отбирать у художника его единственную отраду
Это ноосфера. Ничем больше объяснить не могу.)
Ну, в общем, когда доберетесь до Тургора — перечитайте этот драббл обязательно.
Откроетесь? )
Я на дайриках больше читаю, чем пишу.