Гриф через полуприкрытые глаза следит за Ларой, что звенит склянками. Хех, любопытственно, если бы эту скромную девушку да в наряд Травяной невесты одеть, в волосы савьюр вплести, на ноги – браслеты звенящие; улыбнулась бы тогда, а? Вот чудак-человек, ухмыляется про себя Гриф: на пороге смерти стоит, чудом держится – а все ему о бабах. И кто сказал, что чужд я романтических порывов?
Лара подходит, маленькая и серьезная. Руку на лоб кладет деловито. Вздыхает и откупоривает какую-то бутыль толстого стекла. Грифу в нос бьет сильный медицинский запах. – Я вас сейчас раздену и промою рану, – говорит тихонько, но твердо. – Немножко больно будет, надо потерпеть.
Что за девица, изумляется Гриф сквозь туман в голове, где таких делают. Углядела тело в куче листьев за помойкой рядом с домом – мимо не прошла брезгливо. Откопала, перевернула, и не пикнула даже: ни кровавое пятно во все пузо не испугало, ни разбойничья рожа. Вроде птичка-невеличка, а в собственный дом Грифа на руках внесла, и ни разу не ругнулась. А знала бы, что тело это – Гриф-головорез, потащила бы марать бандитской кровушкой белые свои простыни?
Думается ему отчего-то: потащила бы. Завидная особа. Храбрая, сердечная, красотка, пусть и тихая не в меру. И рану ловко шьет. Но куда позвать ее с собой? В кабак Андрея? В темное логово Складов? От нелепости такой картинки Гриф смеется вполголоса. Лара, отвлекшись от его раны, поднимает удивленные глаза. – Эй, – шепчет Гриф хрипло, стараясь не обращать внимания на тошнотное жжение в животе. – Оклемаюсь... сам на руках носить буду... чтобы улыбалась... – Тссс, – говорит Лара. – Вам сейчас нельзя разговаривать. – Но сама украдкой глядит на его руки, и отчего-то вдруг начинает дышать чуть чаще.
Гриф через полуприкрытые глаза следит за Ларой, что звенит склянками. Хех, любопытственно, если бы эту скромную девушку да в наряд Травяной невесты одеть, в волосы савьюр вплести, на ноги – браслеты звенящие; улыбнулась бы тогда, а?
Вот чудак-человек, ухмыляется про себя Гриф: на пороге смерти стоит, чудом держится – а все ему о бабах. И кто сказал, что чужд я романтических порывов?
Лара подходит, маленькая и серьезная. Руку на лоб кладет деловито. Вздыхает и откупоривает какую-то бутыль толстого стекла. Грифу в нос бьет сильный медицинский запах.
– Я вас сейчас раздену и промою рану, – говорит тихонько, но твердо. – Немножко больно будет, надо потерпеть.
Что за девица, изумляется Гриф сквозь туман в голове, где таких делают.
Углядела тело в куче листьев за помойкой рядом с домом – мимо не прошла брезгливо. Откопала, перевернула, и не пикнула даже: ни кровавое пятно во все пузо не испугало, ни разбойничья рожа. Вроде птичка-невеличка, а в собственный дом Грифа на руках внесла, и ни разу не ругнулась.
А знала бы, что тело это – Гриф-головорез, потащила бы марать бандитской кровушкой белые свои простыни?
Думается ему отчего-то: потащила бы. Завидная особа. Храбрая, сердечная, красотка, пусть и тихая не в меру. И рану ловко шьет. Но куда позвать ее с собой? В кабак Андрея? В темное логово Складов? От нелепости такой картинки Гриф смеется вполголоса. Лара, отвлекшись от его раны, поднимает удивленные глаза.
– Эй, – шепчет Гриф хрипло, стараясь не обращать внимания на тошнотное жжение в животе. – Оклемаюсь... сам на руках носить буду... чтобы улыбалась...
– Тссс, – говорит Лара. – Вам сейчас нельзя разговаривать. – Но сама украдкой глядит на его руки, и отчего-то вдруг начинает дышать чуть чаще.
Только представив Лару с Грифом на руках, заказчик укатился под стол и заржал там, аки гиена )
Спасибо.
Заказчик, да.
Отлично.