Т13-12

[One-String IPL]

Бакалавр. Событие, которое привело Даниила к основанию Танатики.

@темы: Мор (Утопия), выполненное, XIII тур

Comments

[Гость]

Исполнение 1 в трех частях. перебор 1300 слов

1. Fontis*
Сад за окном был весь зеленый и желтый, как леденцы в жестяной банке. И летом, о счастье, там разрешали играть почти целый день и делать все что угодно. Но сегодня был ужасный день -вторник и пришел учитель музыки.
Даниил с тоской косился в окно, сосредоточенно сопел, нажимая на клавиши и чувствуя, что опять все делает не так. Ритм и размер и вся эта записанная красивыми итальянскими словами музыкальная выразительность, совершенно ему не давались.
- Moderato! Moderato! И считайте вслух!
Урок шел всего четверть часа но, судя по голосу, учитель уже отчаянно злился. Еще немного и он стал бы сбиваться на польский, который Даниил едва понимал, а потом окончательно разъяренный ударил бы его по пальцам линейкой. Учитель специально приносил ее с собой на каждый урок. Даниил почувствовал, как вдоль позвоночника побежал противный холодок и занемели руки.
- Раз и, два и, три и, - губы едва слушались.
- Трам-парарам-пам, - громко пропел учитель, больно сжимая его плечо на каждом слоге. – Плохо. Еще раз.
Под веками закипели готовые пролиться слезы. Даниил сжал губы, чтобы не разреветься. Он не маленький, ему ведь уже семь. И все-таки одна капелька перелилась и поползла из уголка глаза.
- Раз! – безнадежно выговорил он, и слепо надавил пальцами на клавиши, даже не пытаясь попасть в такт. Пальцы учителя снова больно сдавили плечо. И тут не выдержав, Даниил вскочил на ноги.
- Хватит, хватит, хватит! - закричал он, и, не дожидаясь, когда оторопевший учитель придет в себя бросился за дверь. Промчался через веранду в сад, прямо в леденцовую зелень, по выложенной камнями узкой дорожке. Разросшиеся пионы свешивались над дорожкой и, цепляясь за ноги, рассыпали ему вслед алые лепестки.
Только выбежав через дальнюю калитку, Даниил остановился, едва дыша. Сбежал – от ненавистного урока, из дома, без шапки и в домашних сандалиях. Собственная дерзость и свобода пьянили и немного пугали. Казалось, весь мир – эта пыльная дорога под ногами, поле, цветущий куст боярышника, и заросшая осокой канава, все принадлежало ему.
Над осокой кружились, сбившись в рой, мотыльки. Подсвеченные солнцем они как будто были сделаны из воска и золотистой бумаги, как игрушки, которые вешали на елку в Рождество. И все-таки даже самые красивые елочные игрушки показались бы грубыми уродцами по сравнению с ними. Что оживляло эти странные бумажные тела? Какая сила двигала крылышками? Что заставляло их так сосредоточенно кружиться вокруг невидимого центра? Как зачарованный он шаг за шагом приближался к кружащему рою.
Сандалии наполнились тепловатой болотной жижей. Золотой хоровод рассыпался. Даниил азартно вздохнул и быстро сомкнул руки. Мотылек забился, защекотал ладони. Теперь он непременно узнает.
- Даниил! Немедленно возвращайся!
Мать стояла возле отворенной калитки.
- Мама! Мама! – он бросился к ней. Охваченный восторгом и любопытством он почти забыл и про учителя и про собственное бегство и про вероятное наказание. – Смотри.
Он разомкнул ладони.
- Что это, милый? В чем у тебя руки?
Сухая серая грязь запачкала розовую кожу, а посередине лежал изломанный тусклый уродец.
- Это мертвая бабочка, - мать брезгливо скривилась. - Зачем ты ее раздавил?
Та сила, которая превращала серое тельце в волшебную живую игрушку, исчезла. От осознания, что такое может произойти в этом мире, что он сам сделал это всего одним неосторожным движением пальцев, все внутри скрутилось в холодный тугой ком. Во рту стало горько. Все его существо заполнило чувство непоправимой беды. И это было самое худшее, что когда либо случалось в его короткой жизни – хуже, чем когда тошнит, хуже уроков музыки, хуже дразнилок соседского мальчишки. Неизмеримо хуже.
Горе было новое и такое всепоглощающее, что он безутешно разрыдался. Он плакал, вцепившись в мамино платье. А потом мать, испуганная тем, что он никак не мог остановиться, разжала его пальцы, судорожно стискивающие жесткий шелк и отнесла, как маленького на руках, в дом.
Принесли горячий чай. Мать накапала в чашку какие-то странно и сладко пахнущие капли, и Даниил покорно делал глоток за глотком.
- А теперь спи, детка, - мать поцеловала его в лоб. – Музыкальных уроков больше не будет.
Ему хотелось объяснить, что дело не в музыке, но для того страшного безысходного чувства у него все равного не было слов, так что послушно закрыл глаза.
Под саднящими от слез веками закружились золотистые точки, и он уснул.

2. Pro dosi**
Ночной город обернут звуками как упаковочной бумагой. Осыпается каменная кладка, позвякивает стекло. Булыжники глухо стучат под ногами. Едва слышно гудят опоры моста, ровно плещет вода в реке. Звуки яркие почти видимые, окутывают как пестрое одеяло. Кажется, слышно, как с влажным шелестом опускаются снежинки на рукава его пальто
Курс называется фармакология. Фар-ма-ко-ло-ги-я.
У профессора занудный тягучий голос и унылое лицо и он не отрывает глаз от стопки бумажек, лежащих на кафедре.
- Я читаю этот курс уже пятнадцать лет – говорит он на первой лекции - и я совершенно точно знаю, что среди вас найдется идиот или даже несколько, которым взбредет в голову попробовать и...
Прозрачные кристаллы, возможны белые и бурые вкрапления, разводимые в 30 частях воды, способ введения… Однократная доза для взрослого… Время максимальной концентрации в крови…
- Мы непременно должны попробовать. Это же выход за границы обыденности.
- Это наркотик, Даниил.
- Мы же ищем не удовольствие или забытье, как наркоманы, а возможность расширить свое сознание.
- Ты как хочешь. А я не буду.
- Всего один раз.
- Я не буду. И помогать не буду, - в сотый раз повторяет Алексей.
- Тогда я все сделаю сам.
Даниил пишет рецепт, у него превосходная латынь и быстрый взрослый почерк. И, несмотря на все опасения, фармацевт в аптеке без всяких вопросов выдает ему две темные склянки. Сделать самому себе инъекцию тоже оказывается просто. Он нащупывает на сгибе локтя набухшую вену, игла прокалывает тонкую кожу, проваливается, жидкость шприце розовеет, а потом Даниил медленно нажимает поршень. Вот и все. Только не хватает рук, чтобы зажать ранку и струйка крови бежит по руке, когда он развязывает жгут и вынимает иглу. Алексей упрямо хмурится, и они оба смотрят, как красный ручеек стекает к запястью.
- Ну что? – наконец спрашивает Алексей. – Что ты чувствуешь?
- Ничего особенного. Пойдем. Я хочу прогуляться, - говорит Даниил и снимает с вешалки пальто.
…Ночной город обернут звуками как упаковочной бумагой. Снежинки падают, позвякивают о каменную кладку моста, и тонут в лужах талой воды. Тихо шепчет под мостом река. Снежинки кружатся в желтом свете фонаря, как рой золотых мотыльков.
Он кладет руки в перчатках на каменные перила моста, подается вперед, чтобы разглядеть получше. Золотой узор то приближается, то удаляется. Мотыльки порхают, а потом их трепещущие тельца сливаются в одно сияющее и прекрасное тело. Полушария тяжелых грудей, крутой изгиб бедер. Сотканная из золотых нитей плоть манит дотронуться.
- Ты знаешь, кто я?
И это прежде ему казалось, что знания добывают тяжким трудом, сейчас он просто знает. Знает имя этой золотой женщины. Знает, что там за каменными перилами, в ледяных объятиях, в холодной воде.
- Да, - отвечает он. – Я знаю кто ты.
- Истина - в груди моей, вечность - в лоне моем, - шепчут золотые губы.
И у него еще нет слов для тайн, которыми она одарит его, но он чувствует, какое это наслаждение – ими владеть. Перила скользкие и узкие, он взмахивает руками, и его заносит назад, потом вперед.
- Данковский слезь немедленно, упадешь, - вскрикивает Алексей, где-то далеко-далеко, в другом измерении.
- Я знаю, - отвечает он, не оборачиваясь. – Смерть обещала открыть мне свои тайны.
Золотая женщина протягивает к нему руки, и он собирается сделать еще шаг. Вот-вот, сейчас!
- Вконец ополоумел!
Его дергают со всей силы за пальто, и он падает на мокрые камни мостовой. Боль от удара растекается и плывет где-то за пределами тела.
Лицо Алексея сгущается из сумрака – бледное, окруженное припорошенными снегом вихрами. «Какой он смешной и жалкий» - думает Даниил, - «он и представления не имеет о тайнах, которых я коснулся сейчас».
- Я расскажу тебе, обязательно расскажу, - шепчет он.
Золотые снежинки кружатся-кружатся, опускаются на его запрокинутое лицо, прикосновениями холодных пальцев.

[Гость]

Исполнение 1

3. Conditio sine qua nоn ***
Девушка стояла в бледном свете фонаря, нервно стискивая в пальцах воротник пальто.
- Доктор.
Даниил остановился. Она смотрела влажными серыми глазами, и он вспомнил как робко и доверчиво она раздевалась перед ним. И как злился на себя за нехорошее, недостойное врача, мужское любопытство, которое он не мог сдержать, пока не увидел, что в соблазнительном юном теле зреет смерть, как могло бы зреть дитя.
- Мне кажется, вы с доктором Корсуном о чем-то умолчали на приеме, - быстро заговорила она. - Молю вас, скажите мне все как есть. Я все пойму, я в прошлом году закончила курсы сестер милосердия. Я хочу знать правду.
Ему снова стало стыдно, и за то прежнее нехорошее чувство и, еще больше, за ложь и бессилие, за ободряющие слова и бессмысленные назначения. Неужели эта умная, милая девушка не заслуживала хотя бы правды, если уж не могла получить помощи? Она, в самом деле, не билась в рыданиях, не спорила. Только, когда он закончил говорить, растеряно проговорила.
- Так странно. Мне ведь даже почти не больно.
- Постойте, вам не стоит отчаиваться. Даже в таких случаях надежда есть.
- На чудо?
- Да, - пробормотал он, понимая, как жалко звучит его утешение. – Случаются спонтанные излечения.
- Я не верю в такие вещи, - просто сказала она и, подумав, добавила. – Спасибо.
---
- В содержимом желудка обнаружены остатки белого порошка, предположительно Veronalum…
- Как интересно! - перебил доктор Корзун, – Существуют пока недоказанные гипотезы, что на определенной стадии болезни присоединяются психотические симптомы. Так что самоубийство…
Стекла его водруженного на нос пенсне поблескивали в ярком свете лампы. Даниил тяжело сглотнул и все-таки сказал:
- Дмитрий Федорович, я вчера сообщил ей диагноз. Она просила сказать ей правду, и я…
Корзун выпрямился и некоторое время смотрел на Даниила поверх пенсне.
- Вы правдолюбивый молодой идиот, Данковский, - наконец произнес он. - Впрочем, это пройдет.
Тело девушки лежало между ними на анатомическом столе изломанное, распахнутое. Вылепленная из воска, безобразная игрушка. Даниил не знал, что ответить. Этот восковой цвет вызвал в нем, смутную, из далекого прошлого пришедшую дурноту и слабость, от которой сдавило горло и все тело покрылось холодной испариной.
- Простите, я выйду, мне нехорошо.
Не дожидаясь ответа, он выскочил в коридор. Дежурный за столом смерил его равнодушным взглядом. Даниил попросил у него сигарету и вышел на улицу.
Он курил, закрыв глаза, пытаясь сосредоточится только на дерущем горло табачном дыме.
- Все мы совершаем ошибки, - раздался рядом голос Корзуна. - Ваша не из худших, поверьте.
- Я ухожу из клиники, Дмитрий Федорович.
Старик усмехнулся.
- А я вас не увольняю, Данковский. Оставьте эту юношескую эмоциональность. Она вам не к лицу. У вас прекрасная голова, вы уже неплохой диагност и станете еще лучше. Вас ждет блестящая карьера.
Даниил отшвырнул сигарету, и заговорил горячо, обвиняюще, вываливая на Корзуна все сразу:
- Что толку в верных диагнозах, если мы толком не умеем лечить. Что мы предлагаем нашим пациентам? Камфору и морфий? Операции, каждая их которых, даже самая простейшая может оказаться смертельной? Антибиотики, которые наносят больший вред, чем болезни, которые они лечат? И много-много лжи и показной уверенности, которой никто из нас на самом деле не испытывает.
- И чем же вы собираетесь заняться? - поинтересовался Корзун.
- Наукой.
- Будете искать лекарство от смерти? – Корзун уже откровенно смеялся. – Перестаньте валять дурака.
- Я слишком плохо умею врать, чтобы быть практикующим врачом.
Корсун достал золотой портсигар, тоже закурил. У него были дорогие сигареты и аромат хорошего табака поплыл в воздухе.
- Поиск истины убил не меньшее число людей, чем рак. Возможно даже большее, - неожиданно мягко сказал он, а потом, помолчав, добавил. – Но вас ведь это не смущает, правда, Даниил?
Даниил ничего не ответил. Струи сигарного дыма таяли в сгущающихся сумерках. Пахло весной.

*источник (лат)
** разовая доза (лат)
*** условие, без которого нельзя обойтись (лат.)

[esce]

Откройтесь, пожалуйста! Огромное спасибо! Нет сомнений: все так и было. Лучшее исполнение моей заявки. Огромное спасибо.

[Alanor Ambre]

Это просто потрясающе! Спасибо, автор!

[malmavitta]

[Cornelia]

esce, открываюсь. Спасибо за отличную заявку. Рада что понравилось исполнение.
Alanor Ambre, Vinylacetat, спасибо.